— И кто эту самую доразведку проводит? — с нехорошим предчувствием уточнил сержант.
— Не дури, Кузнецов. Вы обстановку знаете, вам и идти. Рывком до той опушки, там уже осторожнее — лесок небольшой.
— «Рывком»... Это же по открытому. Если немец наблюдает...
Ротный молча снял с шеи бинокль, протянул.
— Нету вроде никого, — сержант Кузнецов пытался рассмотреть устье ложбины. — Но что тут разглядишь-то? Глянь-ка, Иван...
— Я же сапер, — без особой надежды напомнил красноармеец Левичев.
— Все правильно: вдруг там какие заграждения или мины? Нельзя без сапера. И вообще ты боец крепкий, кого ж тут еще брать? Вон у Алаева уже нос белеет.
Пулеметчик, обрадованный, что ему идти не надо, принялся усердно растирать нос.
— В общем, я укажу, что вызвались добровольцами, комбат напишет представление к награде, — намекнул ротный. — Это, конечно, когда возьмем Торобеево. Вы бойцы опытные, сами знаете — время терять нельзя. За деревню до рассвета обязаны зацепиться. До опушки дойдете, отсигналите. Фонарик я дам. Кто еще добровольно вызовется? Тут рывком, дело-то минутное...
Пошли вчетвером. Насчет «рывком» старший лейтенант преувеличил, стоило выйти в ложбину, оказалось, что это вырубка: под снегом полно пеньков и прочей гадости. Двигались медленно, частью чуть ли не на четвереньках. Уставом такой лыжный ход не предусматривался, но куда деваться. К счастью, по открытому месту завесу-поземку крутило так, что порой в полусотне шагов ничего не увидишь.
Разведчики добрались до опушки, осмотрелись, выпрямились под прикрытием пышной ели.
— Белье на спине хоть выжимай, а щек не чувствую, — прохрипел сержант, извлекая ценный фонарик. — Сигналим и дальше вперед.
С сигналом вышла заминка — трофейный фонарик не работал. Кузнецов ругался, тряс хитрый фашистский прибор — не помогало.
— Давай сюда, — сказал Иван.
Пришлось заползти под нижние разлапистые ветви, разведчики сгрудились, заслоняя свет без толку вспыхивающих спичек. Извели почти коробок, Иван на ощупь скреб монеткой контакты, пальцы на холоде мигом потеряли чувствительность.
— Вот же черт его... проще ногами сходить, механика, ее... — зарычал сержант, но тут фонарь внезапно вспыхнул. — Твою..., фильтр поставь!
Помигали зеленым светом, дождались ответа желтым.
— Ладно, двинулись дальше, — бодро призвал Кузнецов.
Сидеть на месте действительно было жутко холодно. Продвинулись сквозь низкорослый, заснеженный до верхушек молоденький ельник, не успели толком согреться, как оказались на опушке.
— Вон оно, Торобеево, — обрадовался сержант.
Деревня действительно была видна как на ладони, даже дорога, уводящая в сторону поля, вполне различима. Сама деревушка оказалась невеликой — изб в двадцать. Понятное дело — ни огонька, но дымом пахнет и еще чем-то уютным, вроде свежего навоза.
— Интересно, сколько здесь немца? Дорога-то наезжена, — размышлял сержант.
— Видать, много фашиста, дымом так и прет, хотя ветер боковой. А избы все целые, — мечтательно заметил коренастый лыжник-автоматчик по фамилии Муратов. — Хорошо хоть ракеты не кидает.
Сержант посмотрел на Ивана. Насчет ракет было верно — давешнюю ракету, похоже, не из деревни запулили.
— Слева ракету запускали. Мы же сильный крюк сделали, — сказал боец Хван. Рослый и спортивный он умел ловко складываться — сейчас сидел за елочкой, сам похожий на белый пенек, даже взятая наизготовку винтовка выглядела натуральным суком.
— Так мы налево и вышли. В смысле на южную окраину, — сержант нервно поправил завязки капюшона. — Получается, где-то здесь и пост у германца?
Разведчики принялись озираться. Отсюда, с низкорослой реденькой опушки, казалось, что немцы наверняка где-то рядышком дозорный пост и устроили. По сути-то больше и негде — дальше поле неширокое, да околица невеликого Торобеево.
— Вон прыщ-то торчит, — прошептал Хван. — Обзор там хороший и... Чего он торчит-то?
«Прыщ» особым прыщем не выглядел — с виду возвышенность едва заметная. Может кучу ботвы или соломы осенью не убрали и занесло? Но с той стороны вроде дымом и попахивало.
— Вот ту же маму... — сержант завертел головой. — Сейчас наши как выпрутся на опушку...
— Если там и сидит кто, нас-то он не заметил, — напомнил Муратов. — Резанули бы в упор.
— То нас, а то роту. Метет, правда... — пробормотал сержант.
До сомнительного бугорка было метров шестьдесят. Выглядел он мирным и неживым, вот только...