Мелкой дробной бомбой Семеновна ссыпалась по ступенькам и бухнулась в массивную дверь подъезда. В следующее мгновение резвая озабоченная тетка уже неслась по оледенелому тротуару, заворачивала за угол. Вон они — дрова, прямо перед метро отпускают!
Понятно, слышать, как отпирают дверь квартиры ?29, целеустремленная Семеновна уже никак не могла. Куда хуже, что ни она, да и никто другой не видел, как ледяной поток влетевшего в подъезд февральского воздуха сдергивает записку с почтового ящика, уносит крошечным парусом вниз, затягивает в щель под неровно забитым окном на лестничной площадке. Озарилась тусклым светом из открытой двери квартиры лестница, но уже замер спрятавшийся белый крошечный лоскут письма, лег рядом с предыдущей запиской, и двумя серыми суровыми предписаниями домоуправления. Иной раз физика сквозняков и выбитых окон играет скверную роль в жизни людей.
Иван успел написать еще дважды, уже не особо надеясь. Потом его внезапно перевели в Окружной госпиталь. Врачи, уж начавшие было подозревать ранбольного Левичева в симуляции, убедились, что дело не в этом, а в Окружном имелись опытные специалисты по сложным нервным повреждениям. Прокатили укутанного в чужую шинель ранбольного в санитарном автобусе вместе с кипами белья, рассмотреть сквозь закрашенные окна ничего не получилось, но чувствовал Иван, что мимо дома проехали. Но что толку? Покричать в дырку от снятой печки, что в крыше зияет? Это вряд ли — потряхивало так, что только мычание меж стиснутых зубов и вырывалось.
Сгрузили слегка промерзшего «откомандированного» в приемном отделении настоящего, еще довоенного и правильного госпиталя, помогли доковылять до палаты. Вот не везло Ивану с письмами и почтой, зато повезло, что знающих специалистов в столице хватало, имелась возможность лечить научно и профессионально. Разрезали спину, малость поковырялись, и уже на следующий день полегчало. Крепкий организм взял свое, боли ушли, через десять дней числился ранбольной Левичев в выздоравливающих, прогуливался в валенках на свежем воздухе, помогал пилке дров саперными советами и укладыванием поленьев. Но писем, понятное дело, все не было.
Откровенно говоря, злился. И на почту, и на тех госпитальных работников, и на родичей. Непонятно, кто виноват. Но нужно было выздоравливать, жить, служить, держать палец у спускового крючка. И бить фашиста.
Шло дело своим чередом, выписали, вновь запасной полк, «рота подъем, бей-коли, противопехотная мина ПэМэДэ есть мина простая, но действенная»...
Фронт. Пехота, не особо лыжная, поскольку весна и лето. Ржевское направление, 210-й стрелковый полк. Курсы переподготовки саперов, сержантское звание, командир отделения... Воевала 82-я стрелковая дивизия практически на одном месте, в упорных наступательных особого успеха не имела, но и пятиться особо не пятилась. В августе «догнала» сержанта Левичева медаль «За отвагу», понятно, не за былые лыжно-зимние дела, а за здешние. Обычная работа на нейтралке, перед наступлением мины снимали и колючую проволоку резали. Осколком чиркнуло, но сержант с подчиненными довел дело до конца. Передохнул чуть-чуть в санбате, зажило благополучно.
Медаль дали за работу, поскольку за всякие сомнительные случаи командование награждать не имеет привычки. Посему за ту памятную встречу в сентябре Иван только сам себе «благодарность в приказе» и вынес. Выползли ночью на нейтральную, и наши, и фрицы слегка постреливали, больше для порядка. Отделение работало, сержант Левичев оказался ближе к старой, еще летней, воронке. То ли услышал, то ли причудилось — замер, к земле прижался. Тут ракета расцвела, и Иван увидел поднимающуюся башку — чужую, в поганой, утыканной пучками травы, каске-кастрюльке. Встретились взглядами под дрожащим мертвенным светом ракеты, фриц глаза выпучил. Оружия в занятых руках Ивана, конечно, не имелось. Но как получилось так мгновенно щуп бросить и автомат перехватить, объяснить и сам бы затруднился. Всадил короткую очередь в морду ошеломленного немца. Потом одну гранату в воронку, другую подальше... Отползали к своим траншеям саперы весьма поспешно, ибо поднялся сущий ад: с обеих сторон лупили пулеметы, свистели мины, потом и артиллерия подключилась. С кем тогда на нейтралке столкнуться довелось, Иван так и не узнал. Вражеской разведгруппе там делать было, вроде, нечего, разве что немецкие коллеги-саперы навстречу выползли. А может, «языка» фрицы взять собирались. В общем, обошлось относительно благополучно, у отделения имелся один легко раненый. Бойцы говорили что повезло, отделенный опытный — в диверсионных лыжниках служил. Насчет «диверсионности» несколько преувеличивали, но Иван при случае не уставал напоминать, что палец желательно поближе к спуску держать, будь ты стрелок, сапер или хоть штабной писарь. Мысль простая, но кто-то ее должен повторять, поскольку иной раз привычка выручит. Вот потерянный щуп было жалко, сделать инструмент «под свою руку» в траншейных условиях стоило немалого труда.