Потом я отвалился от нее, почувствовав себя крепким мужиком, рядом с которым лежит кинозвезда. В этой жизни нужно пользоваться только самыми лучшими вещами, поэтому, зачем мне нужна девочка Лена, которая неизвестно, чем хороша, если есть Джина Лоллобриджида? Мы рождены для счастья, ведь на это указывал даже Христос, который говорил в "Евангелии от Фомы", что все вы, мол, думаете о каком-то царстве небесном, а на самом-то деле, это царство уже давно наступило!
МАМА. Ребенок гол! Ребенок гол! Ребенок гол! Что это за девка?
Я. Мамик, это — Ильич.
МАМА. Только не забеременей. Я привезла узбекский коньяк. Меня все любят. Сам Председатель Земного Шара специально проснулся на заседании, когда я произнесла по-узбекски: "Рахат! Саодат!"
Я. Мама, я стал мужчиной.
МАМА. Это похвально. Только учись хорошо.
Вошел Ильич, поднеся пасхальный кулич. Так же вошел габонский негр с вьетнамцем. Мы пили узбекский коньяк, я же все время отлучался к моей любимой Лоре (пусть она получит такое имя!).
И я напился, и заснул с ней в обнимку. С тех пор я живу с ней. и очень счастлив. Мне больше не нужно никаких женщин. Сейчас у меня сидит Лена с каюром, но меня раздражает ее родинка за ухом. Ее не слишком тонкая талия. Ее не совсем правильная грудь. Лора стоит и гардеробе, и совсем не переживает, если я вдруг ей изменю. Я думаю, что это ей даже понравится. А потому мне даже и не хочется ей изменять. Интересен запретный плод. Верность же — это мудрость ИМУЩИХ.
ЛЕНА. Коля, давай поцелуемся!
Я. Давай, Ленок.
Мы поцеловались. Она чуть не откусила мне язык. Но я все равно возбудился, и тут же побежал в свою комнату, так как мы сидели на кухне, как и всякая интеллигенция, достал Лору, и удовлетворил с ней свое желание.
После этого я успокоился и побежал назад — беседовать с Леной и пить с ней кагор.
ЛЕНА. Коля, давай еще поцелуемся, а ты меня при этом… приласкаешь.
Я. Конечно, Ленок.
Мы так и сделали. Ее тело оставляло желать лучшего, но все же было ничего. И я возбудился, и поэтому пошел в свою комнату — к Лоре. Когда я закончил, я снова пришел на кухню.
ЛЕНА. Коля, а давай, ты меня… еще сильнее приласкаешь!
Я. О чем разговор. Ленок.
Так мы и поступили. Пришлось немного раздеть ее. Когда я это сделал, я увидел, что она вся дрожит. Это на меня очень сильно подействовало, и, конечно же, я сразу возбудился. А возбудившись, я тотчас побежал осуществлять это с Лорой, чтобы можно было дальше продолжать наши беседы с Леной. Потом, я снова пришел на кухню, и вдруг обнаружил совсем голую Лену.
ЛЕНА. Коля, давай с тобой…
Я. Ну а как же? Все ясно. Сперва поцелуй, а потом — последствия.
Я попытался представить, что это Лора, но она не была столь послушна под моими руками, а кроме того, она оказалась девочкой — а я был слишком удовлетворен, чтобы решиться совершить роковой шаг в ее жизни. И мы поняли, что совсем не подходим друг другу. Она оделась и сказала мне:
— Прощай. Коля! Я никак не думала, что ты — импотэнт!
Она ушла, а я подумал: "Жаль. Но ладно". И я вспомнил ее прерывистое дыхание и зажмуренные глаза, и конечно же, возбудился. А возбудившись, немедленно пошел к Лоре, которая ни разу не сказала мне еще ничего обидного.
Так я и жил. Я возмужал и стал красивым мужчиной. Мама обсуждала со мной сексуальные проблемы, попивая джин. Но однажды счастье кончилось. Ее украли. Я плакал всю жизнь. Грязный Ильич в вельветовой рубашке подошел, закурив «Кэмел», и сказал:
ИЛЬИЧ. Сматывай удочку, малец-удалец! Девицу дали напрокат, ей цена — пятьсот рублей. Мой приятель занят сыроедением, ему тоже нужна ночная помощница, которая не скулит и не плачет!
Я. О, боже! Моя любовь! Моя жена! Невеста! Мать! Дочка! Сестра!
Но все было тщетно в этом худшем из двух лучших миров, которые имеются у нас в наличии. Лору увезли нехорошие люди, словно Констанцию, в зашторенной черной «Волге», а я навсегда остался безутешен.
Прошли годы. Сейчас я — почти седой и злой мужичок — сижу на скамейке и размышляю о жизни. Я — кандидат в члены Мира, и иногда выберусь в Алжир, или Того, но нигде нету моей любимой, бедной, прелестной, неувядаемой женщины! Любовь мне опротивела с детских времен, и я ни разу больше не прикоснулся к женскому телу — мне не нужны суррогаты! Мне нужна Она и только Она — мягкая, вечная, своя в доску; верная и молчаливая, она не имеет никакого изъяна, в ней все продумано лучшими умами человечества, она — Незнакомка, Жена, Женщина Сама по Себе: только с ней я могу быть счастлив, ибо она — это я, моя половинка, мой платоновский двойник, который я буду искать до старости, не зная отдыха, и не веря в смерть. Я сижу на скамье, наблюдая закутанных в пальто женщин, и по-стариковски посмеиваюсь над их не слишком тонкой талией, над их не слишком правильным носом, над их не слишком большим умом. А если он небольшой — не лучше ль, если б его не было вообще, но зато была бы тонкая талия, правильная фигура, вечный огонь в глазах и вечная молодость в искусственном теле?! Искусство вечно, а жизнь приходит и уходит.
И как законченный идиот, я жду своей командировки в Майями, которую мне дадут только тогда, когда я стану Действительным Членом Мира: и я жду ее, потому что там живет сбежавший от нас Ильич, где он ест щи на вершине небоскреба, вспоминает узбекский коньяк и насилует женщину моей мечты. Я приеду, вытащу смертельный револьвер, который я куплю у своих арабских друзей, и заставлю ею отдать мне мою дорогую — мою самую лучшую, незабвенную и нестареющую Ее — мою Незнакомку, — мою Лорину!
Я ХОЧУ СТАТЬ ЮКАГИРОМ
Софрону Осипову
Хеджо! Устав от вяленой моральной жизни, в которую погружен развратный и гнилостный городской житель, я понял, что мне надоело быть белым человеком. Мне надоело одиночество пустых комнат в темноте своего дома, где хочется терзать живую плоть, но бьешься головой в стены, или сидишь на теплой небольшой кухне, размышляя о том, что завтра будет день опять, в то время как душа изнемогает от темных желаний и рвется на черный Север, где можно достичь края земли и выкрикнуть в разноцветное небо какой-нибудь короткий торжествующий вопль вместо длинной умной беседы. Иногда мне кажется, что я рожден не для того, чтобы разговаривать, а чтобы вопить. Я могу часами стучать по столу, как по барабану, погружаясь в мрачную медитацию первобытных существ: и не хватает только ласковой полуголой жрицы со мной, чтобы она напела мне на ночь глядя скрипящую от своих дерзких и мучительных диссонансов, безумную песнь враждебной человеку Природы, которая засыпает тревожным урчащим сном и величественно ждет своих заклинаний, чтобы очнуться от спячки и горячим костром вознестись к скучному небу.
Когда я иду ночью через темный лес, мне хочется встать на четвереньки и ускакать в таинственный снежный простор, внутри которого, свернувшись калачиком, безмятежно снят медведи и землеройки: и мне хочется застыть там посреди животной тьмы, и жить, излучая свет голодных зеленых глаз, который, как удвоенный и падший нимб, словно фонарь, осветит мне мой жизненный путь.
Я не в силах сделать ничего нового. Второй Герострат вряд ли добьется своего, и кроме того, еще и глупо совершать поступки с таким элементарным смысловым наполнением. И все же, мне надоела моя характернейшая жизнь.
Я сижу в своей полутемной одинокой комнате, пью растворимый кофе и подсчитываю, сколько же мне еще осталось времени для жизни. В принципе, не так много — поэтому можно особенно не волноваться, пройдет само собой. Но не лучше ль все-таки сделать хоть что-нибудь, вместо того, чтобы так же, как и все вокруг, заниматься интеллектуальным давлением на окружающих, заставляя их мусолить разнообразные идеи, возникающие в твоей умной голове в то время, как она пьет виски и наслаждается приятной реальностью?