— Это-то и я заметил, видел, как он старался, — засмеялся я.
— Да что там Вяткин, — жуя полным ртом, продолжал Федя. — Я всех руководителей хозяйств как облупленных знаю… Вот, к примеру, Пронин, председатель «Красного пахаря»… Ну такой важный мужик, что, кажись, не подступишься. Надутый всегда ходит — животом вперед. А скажи-ка ему: у вас, мол, Василий Васильевич, не в пример другим, размах большой, вон и стадион построили и ясли для детишек — так он для тебя что хошь сделает. А вот к директору Ключевого совхоза я долго не мог подступиться, но потом осенило: привез я ему в подарок из города антенну шестиканальную для телевизора, и теперь мы дружки.
С любопытством слушал я Федю, но в столовую уже подходили люди, и шофер понизил голос, а потом и совсем замолк. Да и обед наш заканчивался.
Мы вместе вышли на улицу.
Очередь за пивом удвоилась, но порядка в ней стало больше. Лишь возле кабины грузовика люди толпились, а дальше — через дорогу к домам и вдоль домов до соседней улицы — стояли организованно. Пришли кто с чем — с бидончиками, с чайниками, с ведрами. А два парня даже приволокли с радости оцинкованный молочный бидон на сорок литров и цепко держались за его ручки.
Хотелось пить, и я на глазок прикинул очередь. Нет, придется, видно, идти в буфет Дома культуры и взять бутылку теплой воды с лохмотьями осадка на донышке. Но тут Федя предложил:
— Может, пивцом побалуемся, как смотришь, корреспондент?
— Так ведь до вечера увязнем в очереди.
— Ну, это не помеха. Все в аккурате сделаю, как надо, — похвалился он. — Так скидываемся?
Я дал ему рубль, и он ушел.
В дверях Дома культуры показался Василий Ильич. За ним я увидел Вяткина и еще кое-кого из местного начальства. Пропустив Лукина, они замешкались, устроив на мгновение толчею в дверях, потом из этой толчеи выделился председатель райисполкома, за ним вышли на воздух и остальные.
Василий Ильич отер вспотевшее лицо носовым платком. Он выглядел уставшим, щеки у него запали, а кончик носа заострился чуть ли не до кинжальной остроты.
Возле меня он попридержал шаг и вздохнул:
— Эх-хе-хе… Хоть выжимай всего, так взмок на этой трибуне, — он засмеялся и покосился на Вяткина. — А ради чего? Вся аудитория от меня разбежалась. Зря, выходит, старался.
Директор совхоза буркнул, вяло оправдываясь:
— Говорил же я ей, чтобы в перерыв торговала. А она — пиво прокиснет.
Лукин сощурил в усмешке глаза и сказал:
— Не умеем мы учитывать настроение масс. Верно ведь, Вяткин? Не учитываем мы настроение масс, а? Как думаешь?
Степан Алексеевич промолчал, не зная, что на это ответить, и с подозрением покосился на начальника управления: нет ли в его словах подвоха. А тот продолжал:
— Нам с тобой, Вяткин, эти бочки надо было поставить с самого утра у трибуны в зале…
— Вот посхлынет народ, и я распоряжусь, чтобы прекратили торговлю, — хмуро сказал директор совхоза.
А Василий Ильич продолжал, не обращая на него внимания:
— Еще бы не хватало бочки у трибуны поставить. Тогда бы корреспондент, — он кивнул на меня, — написал бы о нас с тобой, Вяткин, в газету, что мы-де проявили большие организаторские способности: сумели сочетать полезное с приятным. А теперь что напишет? Что мы с тобой народ на совещание за руку из очереди выводили?
— Так уж и за руку… — протянул директор совхоза и разозлился. — Ну и покажу же я ей…
— А может, просто не стоило бы проводить в такую жару совещание? — пожалел я Степана Алексеевича.
— Вот те раз. Как же это без совещания-то… — Василий Ильич с веселым недоумением развел руками, но тут же посерьезнел, посмотрел на безоблачное небо и покачал головой. — Кто ж мог знать, что такая жара будет? Мы это совещание еще полгода назад запланировали. Да и… Видите ли, если начистоту, главная наша цель — провести в этом совхозе показательные соревнования по стрижке овец беспривязным способом. А их никакая жара не сорвет. Со всей области сюда мастера стрижки съехались. Вот это интересно и очень важно.
Он пошел дальше и на ходу добавил с подкупающей искренностью:
— А совещание — что ж… Какие мероприятия у нас без совещаний проходят? Да и невредно лишний раз кое-какие установки напомнить. Верно?
— Возможно, и верно, — пожал я плечами.
Василий Ильич и остальные двинулись наискось через неширокую площадь к столовой, а меня окликнул Федя:
— Эй, корреспондент, пошли пиво пить.
Он повел меня вниз по улице, к мелководной степной речушке, ленивой змейкой ползущей мимо совхоза, вывел к редко стоящим у берега старым домам, не таким стандартным, как в центре, а с резными наличниками и разноцветными ставнями, громыхнул щеколдой одной из калиток, и мы двором прошли на зады огорода к невысокому срубу колодца у плетня.
Колодец был глубок и черен. Снизу, как из ледника, веяло холодом. Да это и был почти ледник. Вода в колодце поблескивала далеко в глубине, а над ней сахарно белел кольцом наросший на стенах лед. В воде лежало отяжеленное чем-то ведро. Федя закрутил ворот, он заскрипел, цепь подтянула ведро — в нем находился трехлитровый бидончик, вмиг запотевший, едва его вытащили из мрака колодца на солнце.
— Дружок у меня тут живет, — пояснил Федя, показывая на дом. — На автобазе работает.
Он пошарил в лопухах под плетнем и отыскал там кружку.
— Как же ты смог купить пиво?
— А я, корреспондент, секрет один знаю. Вот о ком писать надо, обо мне, — засмеялся Федя, с хитрецой поглядывая на меня, а потом пояснил: — Дело, в общем-то, такое… Шепнул кому надо, что неплохо, дескать, моему начальнику пивца после обеда попить, ну и достали без очереди.
Он отхлебнул из кружки и хмыкнул:
— А мой-то, между прочим, ни пива в рот ни-ни, ни вина.
— Ловкач, — хмыкнул я.
Мы сидели в лопухах у плетня и по очереди пили из кружки. Она холодила руку, и когда я отдавал кружку Феде, то прикладывал охлажденную ладонь к щекам и ко лбу — с них ненадолго спадал жар.
Приятно, в общем, проводили мы время. Одно, правда, смущало меня — как ни крути, а день был почти что потерян: по опыту я чувствовал, что с сегодняшнего совещания овцеводов можно записать лишь небольшую информацию и передать ее в редакцию по телефону, а впереди еще было полдня свободного времени, и его не хотелось терять. Вот если бы куда-нибудь съездить, посмотреть хотя бы, как идет сенокос. Так без машины отсюда легко не выберешься.
— Послушай-ка, Федя, а что если нам с тобой сгонять в какое-нибудь хозяйство? — осторожно спросил я. — Все равно после обеда так стоять будешь.
Он посмотрел на меня и ответил почему-то тоже с осторожностью:
— Да я и сам о таком подумывал. Только мой-то не очень любит, когда я без него по району езжу. Знаешь что… Сбегай к нему и попроси машину, тебе он не откажет.
Глотнув в последний раз из кружки холодного пива, я заторопился к Лукину, обдумывая на ходу, как лучше использовать выпавшую возможность обрести колеса. Особенно, понятно, не разгонишься: всего полдня в запасе. Но если поехать в низовья этой речушки, туда, где она впадает в реку более крупную, то скоро можно доехать до полосы лугов. В том месте, наверное, поодаль от берега, стоят уже первые копны, а то и стога.
Когда солнце сильно печет, трава в копнах быстро подсыхает и пахнет так, что кружится голова. Если на обратном пути взять охапку сена, то всю дорогу в кабине, перебивая бензиновую гарь, будет держаться тонкий медовый запах.
Василия Ильича я нашел во дворе столовой. Он стоял в тесном кольце участников совещания и рассказывал, как я понял, о своей недавней поездке в Австралию, о том, как там организовано овцеводство. Слушали его с интересом, а стояли вокруг так плотно, что мне пришлось поработать плечом и локтями, чтобы добраться к нему.