Я видел только один городок, который значительно отличался от описанных выше, — он представлял собой одну-единственную лачугу из эвкалиптовой коры с глиняной трубой; стоявшая на ее пороге женщина выплескивала из таза мыльную воду.
Если художнику наскучит этот пейзаж, он может сделать акварельный этюд — палатка ремонтников возле полотна железной дороги, у входа костер, над костром котелок, возле палатки трое рабочих набивают трубки.
За Батхерстом в поезде стали появляться мешковатые холщовые костюмы, загорелые докрасна физиономии, старомодные шляпы с прямыми полями, в ободок которых вставлена проволока. То здесь, то там замелькали шляпы с повязкой из крепа на тулье — это могло означать смерть одного из родственников в отдаленном прошлом, но могло и ничего не означать. В некоторых случаях, как мне кажется, траурная лента служит лишь для прикрытия сального пятна на шляпе. Я заметил, что гуртовщик, раз повязав креп, обычно уже не снимает его, пока не истреплется сама шляпа или не умрет еще кто-нибудь из близких. В последнем случае он покупает новую ленту крепа. Из-под этих траурных причиндалов выглядывает обычно жизнерадостная, загорелая рожа. Смерть чуть ли не единственное событие в тех краях, которому можно порадоваться.
Мы пересекли Маккуори. Это узкая илистая канава; три козы с интересом наблюдали, как с одного ее берега на другой плыла собака.
Чуть подальше мы увидели первого сезонника. За спиной он нес внушительных размеров свэг, в одной руке — котелок, в другой — палку. Одет он был в порыжевший от старости фрак, рубашку из набивного ситца, молескиновые штаны с квадратными коленкоровыми заплатами на коленях; коленкором же была обтянута его старая соломенная шляпа. Внезапно он сбросил свэг, кинул котелок и устремился вперед, бесстрашно размахивая палкой. Я решил, что в припадке безумия он хочет напасть на поезд, но оказалось, что нет, — он всего лишь хотел убить змею. Я так и не успел посмотреть, расправился ли он с ней. Может быть, он вспомнил, как змей поступил с Адамом?
Я уже слышал, что по ту сторону Невертайра стоит страшная засуха. Так оно на самом деле и было! Расположиться где-нибудь здесь на отдых я бы не согласился. В засуху наименее ужасное место в зарослях — это там, где зарослей больше нет, — где они расчищены и на их месте робко пробиваются зеленые всходы. Говорят о том, что надо селиться на земле. Лучше уж прямо зарывать людей в нее! Лично я предпочел бы поселиться на воде, во всяком случае, до тех пор, пока не будет введена в действие какая-нибудь грандиозная система орошения западных земель.
Неподалеку от Байрока нам повстречались первые стригальщики. Одеваются они, как безработные, но отличаются от этой категории людей своим весьма независимым видом. Они восседали на фурах, на тюках с шерстью, на изгородях, глазели на поезд и приветствовали то какого-то Билла, то Джима, то Дика и осведомлялись, как обстоят дела у вышеупомянутых личностей…
Здесь стали попадаться заросшие бородой физиономии и мягкие фетровые шляпы с ремешками вокруг тульи. Встретился и бравый следопыт-туземец[9] в щегольской форме и высоких сапогах.
Мелькнули какие-то личности в крахмальных воротничках с прилизанными волосами — видно было, что они стараются из последнего сохранить приличный вид. Нередко безработный бодро пускается в путь, не имея в кармане ничего, кроме письма от Бюро труда. Он воображает, что до фермы, где его ждет работа, от Берка шутя можно дойти пешком. Может быть, он даже думает, что ему подадут тележку или двуколку… Он едет в поезде ночь, едет день, ни разу не поев, и, приехав, узнает, что до фермы еще миль восемьдесят — сто. Тут ему приходится объяснять ситуацию трактирщику и кучеру дилижанса. Слава тебе господи, что есть у нас трактирщики и кучера дилижансов! Прости нам, господи, наш социальный строй!
Местная промышленность была представлена только в одном местечке на всем протяжении линии железной дороги. Это были три черепицы, колпак дымохода и кусок трубопровода на плоском камне.
Мне посоветовали как-то:
— Вы бы, молодой человек, в глубинку съездили, если уж вам так охота поглядеть страну. Съездили бы подальше от железной дороги!
9
В XIX веке колониальные власти использовали австралийских аборигенов в качестве полицейских следопытов.