— Вы знаете, Венеция, у вас совершенно мужской ум. Вы всегда найдете, о чем поговорить.
— Я считаю, что, если вы с интересом относитесь к окружающим, они обязательно ответят вам тем же, — скромно отвечала мисс Рейд. — В конце концов, навык мастера ставит, главное — проявить максимум усердия, а уж это я умею делать отлично. Это качество восхвалял еще Диккенс.
В действительности мисс Рейд звали вовсе не Венеция, а попросту Элис, но это имя ей никогда не нравилось, и еще ребенком она взяла себе другое, более поэтическое имя, которое, как ей казалось, гораздо точнее соответствовало ее натуре.
Мисс Рейд беспрестанно беседовала с попутчиками, узнала много интересного, и ей было по-настоящему грустно, когда корабль наконец достиг Порт-о-Пренса и пассажиры все до одного сошли на берег. «Фридрих Вебер» стоял в городе два дня, и за это время мисс Рейд познакомилась со всеми местными достопримечательностями. Теперь она была на борту единственной пассажиркой. Корабль огибал побережье острова, останавливаясь в разных портах, чтобы разгрузить или, наоборот, погрузить какие-либо товары.
— Надеюсь, вы не будете чувствовать себя неловко в обществе стольких мужчин, — сердечно обратился к мисс Рейд капитан во время обеда.
Мисс Рейд теперь сидела справа от него, и за этим же столом обедали первый помощник, старший механик и доктор.
— Я хорошо знаю жизнь, капитан. И не сомневаюсь, что, если дама ведет себя, как подобает даме, джентльмен всегда останется джентльменом.
— Вы не должны ждать от нас многого, мадам, мы всего лишь грубые моряки.
— Ценнее титулов открытые сердца, а простота ценнее крови королевской, — продекламировала мисс Рейд.
Капитан был коренастый, невысокого роста мужчина, с бритой головой и красным чисто выбритым лицом. Он носил белую куртку, которая была застегнута доверху только во время еды, в остальное же время сквозь распахнутый ворот проглядывала волосатая грудь. Это был веселый, шумный человек. Он всегда говорил на повышенных тонах. Мисс Рейд решила, что он порядочный чудак, но, поскольку она обладала тонким чувством юмора, это ее ничуть не смутило. Нить беседы она взяла в свои руки. Она много узнала о Гаити за время путешествия, а особенно за те два дня, что провела на самом острове, но так как ей было известно, что мужчины больше любят говорить, чем слушать, она стала задавать им вопросы, на которые сама же могла, ответить. Как ни странно, ответов на эти вопросы они не знали. В конце концов она почувствовала, что просто обязана прочитать им небольшую лекцию, и тут же, пока они продолжали обедать (Mittag Essen, [1]как они говорили на своем забавном языке), сообщала им массу интересных сведений об истории и экономике страны, о проблемах, стоящих перед ней, и о перспективах на будущее. Она говорила медленно, хорошо поставленным голосом, демонстрируя богатый запас слов.
Перед наступлением темноты они вошли в небольшой порт, где должны были погрузить триста ящиков кофе. Агент, с которым заключалась сделка, поднялся на борт, и капитан, предложив ему остаться на ужин, заказал коктейли. Следом за стюардом, принесшим коктейли, в салон вплыла мисс Рейд. Она двигалась неторопливо, грациозно, с чувством собственного достоинства. Она всегда говорила, что настоящую леди можно сразу узнать по походке. Капитан представил ей агента, и она села в кресло.
— Что это вы пьете, господа? — поинтересовалась она.
— Коктейли. Вы не выпьете с нами, мисс Рейд?
— Не откажусь.
Она выпила, и капитан с некоторым сомнением предложил ей повторить.
— Повторить? Ну разве что для поддержания компании.
Агент, который был темнее большинства своих соотечественников, но все же светлее некоторых, оказался сыном бывшего гаитянского посланника при германском дворе и, прожив много лет в Берлине, хорошо говорил по-немецки. Благодаря этому обстоятельству он и получил работу в немецкой фирме по перевозке грузов. В связи с этим мисс Рейд рассказала за ужином о поездке по Рейну, которую она однажды предприняла. Потом она вместе с агентом, капитаном, доктором и первым помощником еще долго сидела за столом — все пили пиво. Мисс Рейд сочла своим долгом занять агента беседой. Поскольку агент руководил погрузкой на корабль кофе, она решила, что ему будет интересно узнать, как выращивают чай на Цейлоне. Да, она была на Цейлоне во время круиза, а так как отец его был дипломатом, ему, без сомнения, было интересно послушать о королевской семье Англии. Она прекрасно провела вечер. Удаляясь наконец отдохнуть — она никогда бы не позволила себе сказать просто: «Я иду спать», — она подумала про себя:
— Путешествие, безусловно, учит нас многому.
В самом деле, это было весьма занятно — остаться одной среди такого множества мужчин! И посмеются же ее знакомые, когда, вернувшись домой, она им обо всем расскажет! Они, конечно, скажут, что такое могло случиться только с Венецией. Она улыбнулась, услышав, что капитан распевал что-то на палубе своим раскатистым голосом. Немцы такие музыкальные! Было очень смешно видеть, как он с важным видом расхаживает по палубе на своих коротких ножках и напевает мелодию Вагнера, подставляя слова собственного сочинения. Это была милая песенка о вечерней звезде, но, не зная немецкого, мисс Рейд могла лишь гадать, что гам за нелепые слова придумал капитан. Слова действительно были нелепыми.
— О-о, до чего ж занудна эта женщина! Если так пойдет и дальше, я убью ее! — Он перешел на бравурный мотив арии Зигфрида: — Как занудна, как занудна, как занудна! Нужно выбросить в море ее!
И конечно, это была чистая правда. Потому что мисс Рейд действительно была невероятной, потрясающе невыносимой занудой. Она всегда говорила ровным монотонным голосом, и было совершенно бесполезно перебивать ее, ибо тогда она начинала свою историю сначала. У нее была неутолимая жажда информации, и никакая оброненная мимоходом фраза не оставалась без внимания — мисс Рейд тут же забрасывала присутствующих бесчисленным множеством вопросов. Она была величайшей фантазеркой и мучительно долго рассказывала о своих грезах. На любую тему у нее всегда была про запас избитая фраза. По любому поводу она изрекала банальности. Она вбивала в собеседников прописные истины, словно молоток, загоняющий гвоздь в стену. Она сообщала общеизвестное и очевидное с той же готовностью, с какой цирковой клоун прыгает через обруч. Тишина ее ничуть не смущала. Ведь неудивительно, что эти бедные мужчины, находящиеся так далеко от дома, от топота детских ножек, да еще накануне Нового года, чувствуют себя слегка подавленно. Она лишь удваивала усилия, чтобы расшевелить и развлечь их. Она жаждала внести в их унылую жизнь хоть каплю радости. И это было ужасней всего: мисс Рейд, безусловно, хотела сделать как лучше. На корабле она чувствовала себя прекрасно и искренне желала, чтобы ее настроение передалось остальным. Она была уверена, что они относятся к ней с такой же симпатией, с какой она к ним. Она считала, что делает все возможное для того, чтобы вечер удался, и была наивно счастлива, думая, что достигла цели. Она рассказала им о своей подруге мисс Прайс и о том, как та ей часто говорила: «Венеция, в вашем обществе скучающих людей не бывает». Капитану полагалось быть вежливым с пассажирами, и как ему ни хотелось приказать ей попридержать свой глупый язык, сделать этого он не мог, да будь даже он и волен в выражении своих чувств, он знал, что все равно не смог бы сказать ей ничего резкого и обидного. Ничто не могло прервать поток ее красноречия. Он был неудержим, как стихийное бедствие. В какой-то момент мужчины, отчаявшись, начали говорить по-немецки, но мисс Рейд немедленно это прекратила.
— Э-э, нет, я не позволю вам говорить на языке, который я не понимаю. Вы должны максимально использовать мое присутствие — это для вас прекрасная возможность поупражняться в английском.