Заметьте, Лилия Ивановна не стала первым человеком, который присоединился к шаманам-изгоям и читал вместе с ними заклинания. Но ей первой удалось в этом преуспеть. У нее родня таборная, она от них нахваталась всяких штук, типа гипноза и так далее. Но ее посвятили в обряд, и она научилась куда большему. Понемногу, незаметно, она кое-что пробовала, чисто испытать возможности. Мама боялась ее до одури, и этот страх передался мне. Однажды бабушка приехала к нам, без предупреждения. Мол, соскучилась по дочке да по внучке. Как же, щас. Мама не решилась ее выгнать.
Верка вам рассказала, что у бабушки получилось с дочкой директора мяскомбината? Верка прибухивает между сменами, иногда болтает, о чем не просят… Но так даже лучше, а я расскажу, что было дальше. Халида Фазекова месяц как лежала в могиле, и на комбинате шептались, что директор хочет сжечь виновника заживо. Казалось бы, тот мужик, что ее кислотой облил, и есть виновник. Он в СИЗО вырубил конвойного, отобрал у него пистолет и застрелился. Кто тогда? Но слухи-то ходили. Мама работала в заготовочном цеху и все про это знала. А еще хуже, что могилу Халиды кто-то раскопал, но про это говорили уже совсем-совсем шепотом. Директор, Равиль, был в ярости, громил мебель в кабинете. И он вызвал в поселок своих людей - уголовников, чем-то ему обязанных и готовых выполнить любое поручение.
Уже потом я догадалась, что они искали бабушку, но она-то отсиживалась у нас!
Днем она пекла пироги, блины, варила кашу, и мама переживала, что бабушка подсыпает в еду ведьмино зелье. Но нет, это была обычная еда… А по ночам бабушка выходила во двор и с кем-то разговаривала, но… никого рядом не было. При этом начинал дуть сильный ветер, деревья прям до земли сгибались. Где-то через неделю Равиль попал в аварию на своей "Волге". Машина буквально улетела с трассы на полной скорости. Двое, которые с ним ехали, всмятку, а сам Равиль выжил, но мозги ему отшибло начисто, в овощ превратился. Он и сейчас еще в интернате под Костромой доживает.
В тот вечер бабушка нервничала, всё выглядывала в окна, а часов около девяти вдруг села за телефон и вызвала милицию. "Зачем?", спросила ее мама. И тут в дом вломились какие-то мужики. То, что было дальше, не сохранилось у меня… ругань, мамины крики и… и бабушка, прятавшая меня за своей спиной. Она единственная молчала, и в руке у нее был нож. Потом подъехал наряд, началась перестрелка, те, что были у нас в доме, стреляли из окон… дальше ничего не помню, только как я вопила от боли, и как сержант меня тащил и тоже плакал навзрыд, и оба мы были в крови.
Мама, вся седая, забрала меня из больницы. Долго она не протянула: умерла прямо в цеху. Меня определили в детский дом. Лилию Ивановну я с тех пор больше не видела, она закончила командировку, и ей дали должность преподавателя в Москве. Квартира у нее от университета, ей много льгот полагалось: за стаж, за ученую степень. Можете сказать, что я ненормальная, но пусть эту квартиру забирает кто угодно. Мне наплевать. На пушечный выстрел туда не сунусь.
И еще кое-что. Когда я училась в пищевом техникуме, в нашей группе был парень, отец которого работал в ГАИ. Он первым приехал на место, где Фазеков разбился. И он говорил, что видел, как неподалеку, на обочине, стояла женщина. Он думал, что это была Халида - в погребальном платье, с лицом, замотанным в платок. Ее так и хоронили в платке… Он окликнул ее, и она сразу же исчезла.
Алёна обхватила себя руками, обернулась на дверь и сказала:
- А теперь вам пора, если хотите успеть на автобус. Спасибо вам за заботу.
- Оставьте мне на всякий случай ваш телефон, - попросила Ольга. - Ну, вдруг чего.
- Вдруг - чего? - переспросила Алёна.
Но Ольга лишь виновато пожала плечами.
***
- Мам, - сказал Никита, доев суп. - Спасибо, очень вкусно.
- Жрите, не обляпайтесь, - бросила Катя.
Никита встал рядом с ней, заискивающе коснулся ее плеча.
- Мам, прости. Такая тема, я реально становлюсь, как отец. Ну, ты пойми, так получается. Я стараюсь быть… ну хотя бы как дедушка. Но, блин, мам…
- За языком следи, - одернула его Катя.
- Сорян, - вздохнул Никита. - Правильно ты мне врезать хотела. Это я от злости, мам, сказал, что отцу пожалуюсь. Ничего я не пожалуюсь.
Он протянул ей шоколадку и пачку ее любимых сигарет.
- Мир, мамуль?
- В магазин сходи, я плохо себя чувствую.
- Не вопрос, мам.
Никита встал на цыпочки, поцеловал ее в щеку и пошел одеваться.