Вздыбилась трава.
Яна споткнулась о подвернувшуюся корягу и чуть снова не прилегла ничком.
Внушаемые люди уязвимы. Обыкновенно они избегают ситуаций, когда фантазия выходит из-под контроля. Но Яна влипла в ситуацию, как муха в патоку, и ее воображение достигло максимального КПД.
Усопшая Татьяна обращалась к ней.
Не по-доброму обращалась. Бешеная она, Татьяна. С каждым словом стервенеет. Вали отсюда, племяшка. Неровен час, приберу к себе. Бездетница сраная! Ты у мамки в пузе кантовалась, когда мой Илья заживо горел как герой. Я из окна видела, как он факелом вспыхнул, и как на него стропила повалились. Если б руки-ноги не отнялись, я бы зубами его оттуда тащила. А мне и пальцем не шевельнуть было!
Ситуация развивалась стихийно. Актуальная реальность подверглась опротестованию, не выдержала критики, и ее вот-вот заместит реальность иной формации, в которой воскрешение мертвых не запрещается, а подразумевается.
Яна побежала. Она неслась, словно Татьяна по всем канонам хоррора восстала из гроба и настигала племянницу, протягивая к ней руки с растопыренными пальцами. С точки зрения формальной логики это было бы даже приемлемо – откуда еще восставать мертвым, как не из гробов? Но случилось другое.
Тётка вышла на связь.
И самое скверное, что говорила она откуда-то издалека. А слова прерывались помехами, как бывает, если что-то экранирует сигнал.
____
Значительно позже, в Москве, в уютной постели, под баюкающее стрекотание вентилятора, Яна кляла себя за непроходимую тупость. Димкина сестра уколола ей диазепам, напоила соком и велела спать. Но мозг противился погружению в сон. Пока бодрствуешь, можно позвать с кухни Димку, а заснешь – хоть обзовись, никто к тебе не придет.
Зря она обольщалась насчет своей буйной фантазии.
Поставив машину в тот же самый, никем не занятый зазор, она выклянчила в аптеке рюмку валокордина, выкурила сигаретку и успокоила себя тем, что от жары ей ПОМЕРЕЩИЛОСЬ. Нефиг было лезть на кладбище – на кладбище всегда что-нибудь мерещится. День и без того гадостный, если сейчас подорваться домой, то в сумме вся поездка насмарку.
Пожалуй, она бы посовещалась с инстинктом самосохранения и развернула бампер к столице. Но ей позвонила Нинка.
- Янк, старушка подтянулась?
- Пока нет. Я что-то волнуюсь уже.
- Ну так дыши ровнее, стометровку бегала, что ли? Я еще занята, так что время терпит. Если надоело тебе, езжай без меня. Всё нормально, я электричкой поеду. Меня подкинут до вокзала. И давай без обид, я ж вовсе ни при чем, что старушенция в бега подалась.
Яна запнулась. По какому это поводу Нина вдруг такая покладистая и позитивная? Совершенно не ее амплуа…
- А ты точно подойдешь?
- Да точно, точно, куда ж я денусь.
- Хорошо, я подожду часок.
Яна ткнула пальцем в прикуриватель, недоумевая, что за муха укусила Липскую. Гонорар она, что ли, срубила? Ну да, не иначе.
И тогда было еще не поздно плюнуть на всё, дать по газам и смыться к мужу под мягкий бок.
Собственно, Яна всё это уже предвкушала. Однако сделала наоборот.
***
Как и предрекал Коля Маркин, Яна застала Зою Ивановну окропляющей святой водой холл третьего этажа. В одной руке она держала чашку, в другой - маленькую икону.
- Вы уж меня простите, запамятовала про ключи-то, - извинялась старушка. – Склероз, будь неладен.
- Да вы не расстраивайтесь, Зоя Ивановна. Я хоть город посмотрела.
- Ты проходи, Яночка, чайку с тобой попьем. – Питье чая с Зоей Ивановной в график не вписывалось, но щиколотка разнылась и взывала о милосердии. – Чайник вскипел только что, водичка свежая, родниковая. А ключи вот они, держи.
- Спасибо вам. Я с собой агента по… привезла агента по квартирам.
- Продавать будешь? Да и верно. Нельзя туда Татьяниной родне селиться. Лучше, чтоб чужие…
- Почему, Зоя Ивановна? – Яна из вежливости сделала глоточек подслащенного чаю, но напиток действительно оказался вкусным.
- Давно собиралась ключи отдать, да всё номера твоего найти не могла. Слава Богу, теперь перед Татьяной я чиста. А что селиться не надо… Траурная это квартира, Яна. Есть такие мысли, которые живут, когда мы уже не живем. Хозяев не стало, а мысли их, как тараканы, по углам ползают. А чего Татьяна там передумала, сама с собой… Раньше-то всегда добрая была, весёлая, в филармонии на аккордеоне играла. Да вот сгорел Илья – и подменили Татьяну.
- От горя…
- Нет, не от горя, - тихо сказала старушка. Она сидела выпрямившись, рука ее не дрожала, когда она подносила ко рту чашку. Старая, но не жалкая. – Ее в больницу забрали, выписали хворую на день, на похороны. И, по-моему – грех такое всуе мыслить, но всё же – выписали уже не Татьяну.