Чайная церемония не доставляла Яне удовольствия. Липкая аура древности, пропитавшая старушкину квартиру, подавляла столичную гостью. Древние шкафы, древний-предревний комод, массивная кровать в стиле мещанского быта девятнадцатого века, с кипой высоко взбитых подушек в изголовье. Что-то из этих вещей могло принадлежать раньше Татьяне Пономарь...
Ярко и не по фен-шую с интерьером контрастировали белые тюлевые занавески. На подоконнике - допотопный тонометр, пузырьки с лекарствами.
Сухо тикали напольные часы. Не самый приятный звук.
- Зоя Ивановна, - настороженно спросила Яна. – А что за… что за «хулиганская выходка на панихиде»? Это про тетю Таню?
- Была в библиотеке? – спросила старушка. - Я вырезала, да. Не хочу, чтобы Татьяну помнили такой, не она это, ох, не она.
С Ильей в ДК прощались. Народу много набралось, и родители с детьми, которых он из огня вытащил, и Котовы с сыночком младшим – Егора они накануне схоронили; партийные все приехали. Речи произносили: мол, выполнил долг до конца, настоящий учитель, ну и всё в таком духе. А Татьяна молча сидела, как онемевшая. Потом встала, положила Илье гвоздику на гроб… и заговорила. «Мой Илья не хотел быть героем, - сказала. – Не хотел за ваших детей умирать. Но ему пришлось. Иначе клеймо на всю жизнь. Но он не хотел. Напрасно радуетесь, что мой сын сгорел живым, а ваши при вас остались». Воронников, исполкомовский, крикнул ей: прекрати! А она ему: придет время, ты, председатель, криком своим до смерти подавишься.
На тех ребят четверых показала и говорит: Илье моему не надо было, чтоб вы жили, и мне не надо. А Егора Котова родителям: второго отдадите, куда я Илью своего отдала. И председателю горкома, Манихееву: хорошо, Андрей Власьич, безвинных из учительской топишь. Значит, есть где-то и виноватые, да? И улыбнулась жутко.
Председатели на дыбы взвились, приказали Илью не на аллее хоронить, а на краю кладбища. И пособие Татьяне выплачивать запретили, да из комсомола ее долой.
- Где же она раздобыла денег нам на переезд?
- Когда в овраге зарезали ребят, пошли слухи, что Татьяна – ведьма. Воронников и Манихеев ересь пресекали на корню, а сами втихомолку в церковь повадились грехи отмаливать. Воронников жену с падчерицей вывез куда-то из Дороховска… Шалая девка была падчерица, вечно у нас в саду околачивалась, с парнями, ворон рогаткой шугала. Она же Кольку нашего, малОго, к водке пристрастила. Видала Кольку-то? Уж полпеченки ему вырезали, почку удалили, а всё не уймется.
В восемьдесят шестом на Сретение погиб Миша Котов. С отцом рыбу ловили в полынье, и Мишаня под лед провалился. Отец его за полушубок тянуть стал, да не видел, что мальчишка на железный штырь напоролся. Пока вытянул, от брюшины всего и распустил... Толковали, что неспроста Татьяна в дом к ним ломилась и благим матом орала – дескать, это она Мишку изводила.
- С ней… плохо обращались?
- Не то чтобы плохо. Ведьма там или не ведьма, а милицию-то никто не отменял. Но ее избегали, шарахались от нее. Взрослые детей перебаламутили, мальчишки ей половик сожгли, дверь покорежили… Татьяна тогда в подвале ночевать приноровилась, она от ЖЭКа за бойлером досматривала. Туда к ней и пришел Воронников, сторговаться чтобы. Унижался, упрашивал, а Татьяна в лицо ему хохотала… Я не знаю, могла она управлять своим проклятьем или нет, но Воронников верил, что она на него порчу наложила.
Яна поежилась. Похоже, Зоя Ивановна вовсе не сомневается, что тетка раздавала проклятия направо-налево. Просто не уверена, управляемые или нет. Хотя, в ее-то возрасте и не в такое верить будешь...
- Он собрал отступные, но его взяли с поличным за хищение? – уточнила Яна, садясь поудобнее. Черт, а щиколотка опухла не на шутку.
- На Воронникова жалобы в ЦК поступали – уж очень круто он правил, как царёк. Но он хитрый был, доходы свои в золото вкладывал, дома не держал. А тут пришлось кубышку растрясти, да ОБХСС к нему с ордером нагрянул. Он со стенки ружье охотничье схватил, под горло себе приставил. «Не подходи!» - кричит. А ружье-то дробью заряженное, он курок задел – аж стекла повышибло. Про то в «Путейце» писать не велели - дескать, с поличным взяли. Чтобы народ не шибко радовался. Дом, где он жил, до сих пор заколоченный стоит.
«А кровь? - хотела спросить, но не спросила Яна. - Кровь там замыли?». Сама бы она ни за что такого вопроса не придумала - его будто продиктовал кто-то сторонний. Сквозь помехи. Доездилась на Свято-Алексинское.