И вот настал долгожданный вторник. С некоторым внутренним содроганием Бобров вскарабкался в непривычно высокую для него кабину, проверил, как работают фары, клаксон и дворники, пристегнулся ремнем и, пробормотав «Поехали», осторожно вывел «буханку» через арку дома на дублер в сторону МКАД.
____
Он довольно быстро освоился с рулем и зеркалами и уверился, что намотает приличный километраж. УАЗ не капризничал, что опять же вселяло оптимизм. Досаждало другое: какая-то заноза в мыслях. Что-то он сделал давеча неправильное. Но вот что?
В ночь перед отъездом ему снился ротмистр Заренский, стреляющий с двух рук по своим товарищам: в спины, в затылки, в ошеломленные лица. Заренский усмехался оранжевым сполохам огня в зрачках жандармов. Во сне он принял облик покойного господина Шкруевича, положившего на Ромкин стол брошюру в конверте. «Надо переиздать. Малым тиражом, только для своих. Текст не править, слово в слово, набирать вместе с «ятями». Верстку сохранить постранично». Такой же коренастый, скупой в движениях седовласый мужчина – респектабельный, но со взглядом доисторической рептилии. Не человек – безупречное орудие для любых задач, одинаково способный убивать голыми руками, разрабатывать с нуля атомную бомбу и выживать в эпицентре ее взрыва. Тот, кто достоин занять кресло «президента планеты» - если такое кресло существует за пределами фантазии автора истрепанной брошюры…
«Существует за пределами», повторил он про себя, дегустируя эту формулу. ЧТО существует?
Он ехал навстречу осени, наслаждаясь обаянием бархатного сезона и почти свободной дорогой. Думать о покойном Шкруевиче и заниматься самокопанием он себе запретил. Так всё настроение испортишь.
В Наро-Фоминске он дозаправил бак и освежился кока-колой. После череды подсобных хозяйств дорога запетляла через лесополосы: приходилось осторожничать, чтобы не «словить» одного из обгоняющих по встречке. Бобров матерился, когда его вынуждали жаться вправо. В лесу шустрили дачники, снимая невиданный урожай грибов. УАЗ проехал большое кольцо, оставив справа пеструю мозаику садовых товариществ. У Боброва засосало в желудке – курить ты, может быть, и бросил, но черта с два ты бросишь есть.
За роскошным щитом «Измайловск» чахлый автопоток занес его на вокзальную площадь.
Бобров заказал три порции шаурмы в ларьке. Тётка лет под пятьдесят с грубым лицом сноровисто обстругивала мясо, ругая на чем свет стоит молоденькую напарницу.
- Анька, ты задолбала отлынивать. Ты что, ночью со своим машинистом не намилуешься? На кой он тебе сейчас сдался?
- Свет, ну ты че, - прыщавая тинейджерка лихорадочно подводила губы помадой. – Я ж не просто так, по делу…
- Какое у тебя, шалавы, дело может быть?
- Почему сразу «шалава»? – взбрыкнула Анька. – Женя шарики для мамы привез, гомеопатию, мне только забрать…
- А чего штукатуришься, если только забрать?! Хрен с тобой, ноги в руки и обратно бегом.
Бобров ссыпал в карман сдачу, когда с дебаркадера донеслись громкие возгласы и шипение пневматики. Там что-то произошло, но что именно, он знать не хотел. Если какого-то ротозея порубило на куски, шаурма от этого вкуснее не станет… Он подавил в воображении процедуру утилизации искореженного тела через ларек с хот-догами, накрыл себе стол в салоне «буханки» и приступил к ланчу, шпионя сквозь щель в занавесках за снующими по тротуару обитателями городка. Собравшиеся в кружок таксисты обсуждали что-то, жестикулируя тлеющими бычками. Несколько человек спускались с платформы, волоча баулы и ожесточенно споря между собой. Подъехала «скорая», врач и санитары с носилками устремились на перрон. Бобров вздохнул: первая стоянка – и тут же ЧП с летальным исходом. Как нарочно, блин.
Кто-то погиб, а если и не погиб, то смертельно травмирован и доживает последние минуты. Шаурма показалась перегоревшей и мерзкой. Однажды, еще студентом, Бобров видел, как под поезд в метро бросилась женщина, и трясущийся, с вытаращенными глазами машинист эвакуировал пассажиров через торцевые двери, роняя трехгранку, а по обрякшему лицу самоубийцы вился черный дымок: ее изжаривало…
Бобров завернул шаурму в фольгу и пошел за чипсами. Но в ларьке всем было не до него. Анька рыдала дурниной, а старшая ее утешала.
- Ань, ну ты чего? Ну Анька же! Да хватит уже!
- Ни фига не хватит! Женьку мусора допрашивают!!! Светка, они его закроют, за что, за что?!