Когда она выходила из клиники, охранник окинул ее подозрительным взглядом и что-то быстро заговорил в рацию.
"Бахилы, - спохватилась она. - Надо же бахилы снять, а то что я, как дура".
***
- Во молодец тётенька, - изумлённо повторяла завотделением. - Нет, ну какая же молодец! Пять минут - и бабка на боковую. Анька, ты где это чудо нашла?
- Подругу навещала, - уклончиво ответила Агнешка. - Она… эээ… мне показалось, что голос приятный очень. Думаю - Лилии Ивановне понравится.
- Ей хрен угодишь, - завотделением сдвинула на лоб очки. - Лилии нашей Ивановне. Лет под сотку, да после реанимации, а упертая дай боже. Спасибо хоть доча моя передумала в театре играть, буду из нее медика делать. Я вот вторую неделю думаю, что за имя у нее такое? Цыганок Лилиями называют…
- Да какая вам разница, Сабина Габриэловна? - хмыкнула Агнешка. - Главное, теперь она в надежных руках. Тётенька обещала с ней завтра еще побыть.
- Волшебница, - умилилась зав. - Она на ангелочка похожа, да? - Остановилась около поста и согнала с себя умиление. - Светланмихална! У вас тут посторонних никого не было?
- Какие, к черту, посторонние? - вопросила постовая сестра, заполнявшая толстый журнал. - Родственники всякие приходили, ну и эта еще, внучка Алёна.
- Короче, - понизив голос, продолжала заведующая. - По зданию шляется какая-то неизвестная мадам. Одета как с помойки, воняет бомжом, на лице полумаска или респиратор.
- А охранники что ж? - язвительно осведомилась постовая. - За двойную пайку могли бы и жопу иногда со стула поднимать, тем более, раз бомжиха в респираторе завалилась. "Мадам", ну ты, Сабин, скажешь тоже.
- Прохлопали, ищут теперь. Но пока не нашли. Зачем явилась - фиг знает. Ань, слышь? Тебя тоже касается. Вид у нее, как у полоумной. Увидите - сразу узнаете. А как узнаете - жмите тревожную кнопку. Ожидать можно чего угодно.
Агнешка сделала рукой зловещий жест, символизирующий перерезание горла, и удалилась к себе на рабочее место.
____
-2-
Три следующих дня Ольга добросовестно приволакивала в клинику пакеты с фруктами, соками и минералкой - один для Аделины, второй для Лилии Ивановны. Агнешка тайком передавала Аделине Рафиковне вкусную, но вредную "запрещенку", а Ольга шла к старушке, разговаривала с ней и кормила с ложечки. Агнешка и заведующая отделением опасались, что старушка начнет задавать неудобные вопросы и блондинка провалит миссию, но всякий раз, убаюканная массажем головы, бабушка мирно засыпала.
После визитов "внучка" выглядела уставшей, на висках поблескивали капли пота, а у глаз собирались отчетливые морщинки, выдававшие возраст. Агнешка, без затруднений читавшая чужие мысли, не могла прочесть, что ее новая знакомая думает обо всем этом, а на вопросы та ограничивалась лаконичным "Всё норм".
- Деточка ты моя, Алёнушка. Какая ты красивая выросла, взрослая совсем. Дай мне ручки свои, милая. Прости меня, старую, что потеряла тебя…
Шел четвертый день. Аделина уверенно поправлялась, хотя и точила шавуху, будто всю жизнь голодала. За нее Ольга уже почти не беспокоилась.
Старушка осторожно взяла ее за руки, стала гладить, бережно перебирая пальцы.
- Колечки носишь, деточка моя, хорошая, - сказала старушка. - Колечки, перстенечки золотые. Красивая девочка. - И вдруг спросила:
- Как тебя на самом деле зовут, милая?
Ольга вздохнула.
- Зовите Алёной, какая разница, - ответила она.
- Нет, нет. Ты не моя внучка… но ты… ты такая добрая. Кто ты?
- Я Оля, - призналась Ольга.
Старушка тихо всхлипнула.
- Оля, Олечка. Послушай, что скажу тебе. Послушай меня, пожалуйста. Найди Алёнушку мою. Я скажу, как найти.
Голос старушки слабел, становился все тише, слова звучали неразборчиво. Ольга подалась вперед, вслушиваясь.
Несколько минут спустя она вдруг почувствовала, что в палате есть еще кто-то, кроме нее и слепой старушки. К шее сзади словно приложили свежую ледыху прямо из морозильника. И злой шепот, как сквозняк: "Лилия?". Ольга огляделась, пытаясь понять, померещилось ей, или вправду кто-то шепчет.
Затем она вновь посмотрела на старушку, но та уже замолчала навсегда.
***
Небо над севером Москвы было по-зимнему стерильным, темно-синим, а звезды искрили холодно и недобро, когда Ольга и Агнешка поднялись в салон рейсового автобуса и уселись на задний диван. У Ольги была с собой дорожная сумка, у Агнешки - рюкзак.
Блондинка стащила с себя пуховик и расстегнула молнии сапожек. Более ловкая медсестра выскользнула из пальто и сложила его рядом, соорудив сидячую постель. Ольге подумалось, что Агнешка, наверное, лишь недавно отцепила от воротника значок "Анархия" и купила новый рюкзак вместо того, с портретом Летова. Она уже знала, что Агнешка, хотя ей и тридцать девять, до сих пор в душе анархистка и неформалка.