– А обратно не делают?
– Ты имеешь в виду – не развенчивают ли? Снимают венец, но это вновь
– в редчайших случаях, и только в том храме, где венчали, и делает это только протоиерей.
– Так и передам… – пробормотал Антошка. И чтобы что-то еще спросить, теперь уже как бы от своего имени, повел рукой в сторону иконостаса. – Это алтарь?
Он слышал такое слово, да и в художественной литературе оно часто встречается. Говорят: жизнь положить на алтарь отечества.
– Наверное, все эти святые как раз и положили жизнь на алтарь отечества?
Священник не улыбнулся наивному вопросу подростка, мягко ответил:
– Алтарь – вся вот эта часть храма, восточная часть. Она отделена иконостасом. Там находится престол, жертвенник. Туда проходить можно только мужчинам. Не хочешь ли ты, сын мой, в церковную школу нашу?
– Я подумаю, – покраснев от невольной лжи, от того, что вдруг узнал страшную тайну – неправильно поступил поп, придя домой венчать Сашку с Наткой, Антоша быстро покинул церковь. Забыв оставить там свечку.
Он брел по тротуару, сжав ее, уже согнувшуюся в его кулаке, и думал про себя:
– Надо открыть глаза Сашке. Сегодня же! А если встретится безбородый, экзамен ему устроить…
Антоша вечером у сестренки спросил:
– Сашка был?
– Не! – мотнула головой Натка и продолжала с улыбкой читать учебник физики.
Почему они все такие легкомысленные! И этот странный поп (хорошо, если он протоирей, ему простится. А может, только еще учится в церковной школе?), и сама Натка! Ну, Сашка – понятно, у него такой характер. Хотя с чего бы ему веселиться, если венчание может оказаться неправильным, а свадьба откладывается третью неделю?!
Антоша решил отыскать, где работает Сашка. Он сказал матери, что утром к восьми побежит на субботник, садить деревья возле школы, мать удивилась и разрешила. Он закрутил до упора будильник, поднялся раньше звонка в половине седьмого и на велосипеде покатил на окраину, где жил Сашка.
Вот его дом, серый, бетонный, в четыре этажа. На торце красными и синими красками намалевана всякая всячина: пасть крокодила, задница слона с хвостом, ЛЮБА+ВАСЯ=… дальше все зачеркнуто, чьи-то инициалы, размашистое – с метр высотой – дурное слово. Вокруг толпятся железные гаражи, собачьи конуры. Возле маленькой детской площадки стоят ворота для качелей, а сами подвески без сидений скручены в разные стороны, как скручивается лопнувшая гитарная струна. Большие парни бесились. Сашка рассказывал, что много раз налаживал, но "против лома нет приема".
Антоша помнит, Сашка начинает ремонтные работы ровно в девять.
Значит, он еще завтракает, выйдет через полчаса и помчится на своей
"Хонде". У него мотоцикл синий с желтой полоской, на бензобаке красотка Мерилин Монро.
Но что это? К подъезду подрулила знакомая серенькая иномарка, за рулем сидит поп. Тот самый!
Антоша почему-то испугался, отвел велосипед за деревянную беседку.
Поп был рассеян, он чиркнул зажигалкой, закурил и тут же выбросил сигарету через окно дверцы. Сигаретка валялась, дымя, среди всякого сора. Вот так и возникают пожары.
"Не бойся, иди узнать правду!" – сказал сам себе Антоша и с усилием, заставляя себя, толкая велосипед, приблизился к дорогой машине.
– А, это ты опять? – ухмыльнулся розовощекий священник, пристально глядя на подростка.
– Натка просила с Сашкой поговорить… – соврал Антоша. – Чё-то про пироги.
– Пироги?.. – Священник глянул на часы. Достал сотовый телефон и набрал номер, позевывая, спросил. – Ты скоро, милый? Я здесь.
И вновь с улыбкой уставился на Антошу.
– А вот можно вопрос? – подступил ближе Антоша, разглядывая сверкающую приборную доску машины. – А как называется этажерка… которая в церкви? Я заходил однажды в церковь – спросить постеснялся.
– Что за этажерка? – нахмурился поп.
– Ну, такая покатая… на ней книжка лежит…
Священник еще больше нахмурился.
– О таких вещах на улице не говорят.
– А вот алтарь… он с южной стороны или северной? Я с девочкой одной поспорил.
– С девочкой? – снова заулыбался поп. – С южной, с южной. Ну, иди, иди, вон твой Сашка.
Антоша поспешил к подъезду, бренча велосипедом и соображая, о чем же спросить у Сашки. А в голове звенело: "Поп не знает, с какой стороны алтарь! И ничего не знает про аналой!"
– Привет! – почему-то осердился жених Натки, исподлобья глядя на
Антошу. – Ты чего тут делаешь?
Он был в синем комбинезоне, на голову нахлобучена синяя кепочка с прозрачным козырьком.
– Саш… – зашептал, стреляя глазами в сторону, Антоша. – Саш… он не тот… не поп… я точно выяснил… я в церковь ходил…
– Ну и что? – хмыкнул Сашка. – Мы же играли. Чтобы маме угодить. И
Наташка знает.
– Наташка знает?! – Антоша ничего не понимал. – А почему не по настоящему?
Сашка вылупил зубы, снова их замкнул губами, помолчал, глядя куда-то вдаль.
– Долго объяснять. Мы же не крещеные. Как можно венчать людей не крещеных? А во-вторых… – он вновь помолчал, – ладно, тебе скажу.
Мы поссорились…
– С кем? С Наткой?!
Сашка кивнул. Он кусал ногти и, кажется, избегал взгляда Антоши.
Смотрел как-то странно, тускло.
– Ладно, скажу правду, – наконец, торопливо забормотал он. -
Понимаешь, этот тип… ну, поп… моя крыша. Я брякнул ему дезу, что мы поссорились… дескать, она задружилась с сыном Куфтика из вашего подъезда…
– Зачем деза?!
– Чтобы этот ее не тронул, – Сашка кивнул в сторону машины, которая уже мигала фарами. – Хотел у меня ее забрать за долги. А теперь не посмеет. Но все это временно… Пока! – И потрепав Антошу по голове,
Саша открыл дверцу, сел на сиденье рядом с мнимым священником, и
"Lexus", нетерпеливо взвыв, улетел в город.
Ничего не понимая, Антоша покатил на велосипеде к своему дому.
Что же это получается?! Сашка говорит, что они понарошку венчались, чтобы успокоить верующую маму. Мама каждый вечер стоит под картонной иконкой, лампадку жжет, молится и плачет. А еще недавно, говорят, комсомолкой была. Ей сон приснился, что Натка будет несчастна.
Особенно часто она молилась и плакала, когда во время ремонта ей пришлось с Антошей уходить на две ночи к соседям, к тете Марине, у которой как раз недавно умер муж и старушка боялась спать одна в пустой квартире.
А Сашка с Наткой, поскольку уже привыкли к запаху красок и клея, оставались ночевать в обновляемой квартире. Но, как они говорили, спали в разных комнатах.
Ой, правда ли это? Утром, когда все собирались за чаем у соседки, глаза у Натки были масляные, как у мамы, когда ей капли глазные накапают. А Сашка все ложечку с медом крутил, разглядывал да всякими историями сыпал.
– Тут один дядька из района машину оставил возле мэрии… ну, думает, здесь-то не украдут… а сам по магазинам… А в мэрии переполох. Стоит полдня машина, вдруг заминирована! Вызвали саперов… шуму было…
Натка визжала от смеха, хотя чего уж тут смешного. Мать качала головой.
– А в нашем доме, – продолжал Сашка, – радио играет в одной квартире уже неделю. Бабки испугались, наверно, жилец помер. Милицию позвали, дверь взломали – а там никого. Оказывается, он в санаторий уехал, а чтобы воры не залезли, радио оставил включенным. Мне пришлось дверь менять… за свой счет, конечно… да ладно, не обеднеем, верно, Натка?
Натка от смеха захлебнулась чаем. Любит она этого Сашку.
Да ведь и он непростой парень. Как-то забежав во время ремонта в квартиру, Антоша услышал с порога торопливые слова: