— Я по тебе скучала, — сообщает мамуля.
— Мам, — говорю я, — если бы ты так отчаянно себя не контролировала, то и есть бы столько не приходилось.
— Это еще что такое? — фыркает мама. — «Движение за освобождение женщин»?[32] Главная причина всех мировых разводов.
Я снова начинаю испытывать к ней недобрые чувства.
— Я тебя задела? — смягчается мама. — Запамятовала, что ты сама из них.
— Как с тобой разговаривать? — кипячусь я.
За какую-то минуту наша любовь вновь сменяется застарелыми разногласиями.
— Давай сегодня будем молчать, — говорю я. — И сидя, и стоя.
— Как тебе будет угодно, — ответствует мать.
Кантор поет:
— Дивная мелодия, — замечает мать. — Не слышала такой.
Сегодня какое-то музыкальное попурри.
Кантор поет:
— В «АТ» тоже так говорили, — вставляет мать.
Мы дружно ухмыляемся.
— Спроси у меня какой-нибудь рецепт, — вдруг предлагает она.
— Ты мне уже давала рецепты, — напоминаю ей. — Фаршированной капусты, мясного борща и салата с тунцом.
— А я рассказывала, как готовить мандельброт, жареную мацу и морковный цимес?
— Если спросить тебя, — отвечаю, — все твои советы сведутся к «добавь щепотку того и щепотку сего».
Мама щиплет меня и заливается смехом.
— Ты что, не хотела, чтобы я научилась готовить? — спрашиваю.
— Похоже, так, — отвечает мамуля. — Наверное, я тебя оберегала.
— Я знаю все твои рецепты, — говорю. — Нашла твою тетрадь с праздничными блюдами.
— Неужели ты их прочитала? — удивляется она. — Я вспоминала их для тебя, записывала в эту тетрадь синими чернилами, а потом — толстыми лапами все несподручно — опрокинула на нее стакан воды, и чернила расплылись. Прощай, рецептики.
— Я сумела их разобрать, — говорю.
— Раз ты такая умная, — говорит мама, — то как ты будешь печь мандельброт?
— Надо взять, — перечисляю я, — яйца, сахар, любое растительное масло без запаха, ваниль, муку, пекарский порошок, соль, грецкие орехи.
Смолкаю, пытаясь вспомнить, что там дальше.
— Очень даже неплохо, — отмечает мама. — А что еще?
— Изюм, засахаренные вишни, корицу и сахар.
Мама сияет.
— Превосходно. У тебя всегда была хорошая память. Скоро Песах, так что расскажи-ка мне, — она делает паузу и выдает, — как делать жареную мацу.
— Спроси я тебя, ты бы сказала: «Возьми мацу и обжарь на сковородке, вот тебе и жареная маца».
— Ну да, — говорит мама. — Но там и еще кое-что, ты помнишь?
— Маца, яйца, обезжиренное молоко, соль, перец.
— Можно еще покрошить туда лук, — вставляет мама.
— В рецепте этого не было.
— Ну так впиши.
— Хорошо, — обещаю.
— Так вкуснее, — говорит мама.
У возвышения что-то происходит. Пожилой мужчина читает молитву за здравие какого-то больного.
— Бедолага, — говорит мамуля. — За жену молится, не иначе.
Она вслушивается. Качает головой.
— Все с ног на голову! Дед молится за внучку!
Община сочувственно гудит.
— Так, хорошо, — говорит мама, — теперь морковный цимес.
И смотрит с прищуром. Думает, подловила меня.
— Варианта три, — докладываю я. — Первый: морковь, кабачок и корица. Второй: морковь, изюм, яблоки. И наконец: морковь, ананас и засахаренная вишня.
— Засчитано! — ликует мамуля.
И, снова глянув на меня с прищуром, выпаливает:
— Хлеб с лососем, запеканка из мацы, пирог на Песах.
Рассказываю и эти рецепты.
Она складывает руки и закрывает глаза.
— У меня оно было, — говорит она. — Вдохновение. Истинное вдохновение, посланное свыше. А ты вечно сбиваешься то на бестселлер какой-нибудь, то на киносценарий.
— Да нормально я готовлю, — защищаюсь я. — С голоду не умираю.
— Ты не вкушаешь удовольствия — одну только пищу, — говорит она. — А что, если выпустить бестселлер, но не худлит?
Тут нас призывают встать на молитву, и она подскакивает от неожиданности.
— Поваренная книга особого толка, — говорит она, когда мы садимся обратно. — Перепечатки рецептов из моей рукописной тетради плюс новые идеи, которыми я поделюсь с тобой в ближайшие месяцы, и последний ингредиент — мои мемуары.
32
«Движение за освобождение женщин» — феминистское движение, возникшее в конце XIX века и действующее до сих пор.