Вернувшись из Америки, Генри, по-моему, очень обрадовался, обнаружив, что Родни у нас не живет. А немного погодя обрадовался и того больше. Я-то, во всяком случае, обрадовалась — ведь окажись Родни у нас, Генри его непременно бы поколотил, тем самым подкрепив конкретным примером воззрения Родни если не на цивилизованность, то на необходимость жестокости в жизни. Не исключено, что Родни, как более молодой, одержал бы верх, и то-то бы я обозлилась — из-за Генри, конечно. Но так же вероятно, что верх одержал бы Генри, — и то-то бы я расстроилась: не так я представляла Родни, и мне совсем не хотелось, чтобы он упал в моих глазах.
Однако чаша терпения Генри переполнилась (как говорили некогда, а когда, точно не скажу), когда, наведавшись вскоре после возвращения из Америки к матери, он узнал, что Родни занял у нее денег. Я было взбодрилась: уж если Родни удалось выманить деньги у матери Генри, за его судьбу можно не беспокоиться (и если я решусь соединить с ним свою судьбу, я хоть и буду вечно ходить по краю пропасти, но свалиться в нее не свалюсь). Но Генри, естественно, видел все в ином свете, да и я, надо сказать, изменила свое мнение, когда узнала, что речь идет всего-навсего о пятидесяти фунтах, — такая ерунда от пропасти, разумеется, спасти не может.
Не успела мать Генри оглоушить его новоиспеченную дружбу ударом справа, как девушки в цвету возьми да и добей ее ударом слева. Оказывается, они в поте лица ремонтировали и обставляли квартиры для американских друзей Родни — одну для миссис Милтон Брадерс, другую для семьи Роберта Мастерсона, американцы же, решив попутешествовать по Европе, прежде чем обосноваться в Англии, чеки для уплаты девушкам в цвету передали Родни. Речь шла о немалых суммах: Родни наказал девушкам в цвету не мелочиться. Когда же миссис Брадерс и семья мистера Мастерсона в полном составе прибыли, наконец, в Лондон, обнаружилось, что деньги, причитающиеся за отделку квартир, плюс свои комиссионные Родни давным-давно получил.
— Хорошо же мы выглядим, — сказала Джеки.
— Ужас, просто ужас, — подхватила Маршия.
— Ничего не скажешь, выглядим настоящими идиотками, — заключила Джеки, и с этим я от души согласилась. Генри сказал: он, мол, надеется, что по возвращении Родни непременно все объяснит. Но я знала, что это пустые надежды, и Генри знал это не хуже меня.
— В том-то и загвоздка, — сказала Джеки. — По-видимому, Родни не стоит возвращаться: миссис Брадерс так разбушевалась, что если она и дальше не уймется, надо со дня на день ждать ордера на арест.
После ухода девушек в цвету я совсем пала духом, да и Генри тоже, но по разным причинам. Мне оставалось только молить бога, чтобы миссис Брадерс хватил удар в ванне прежде, чем она успеет выхлопотать ордер на арест Родни. Генри же сказал:
— Надеюсь, Родни и близко не подойдет к нашему дому, иначе не известно, на что меня вынудит долг.
На следующий день, часов в одиннадцать, зазвонил телефон, и конечно же, звонил Родни. Я передала, что сказал Генри, и мы решили: Родни придет, когда не будет риска столкнуться с Генри. Он явился прямо перед ленчем.
Я ожидала, что он будет выглядеть загнанно, наподобие Хамфри Богарта в его коронных ролях жертв общества и обстоятельств, выглядел он и впрямь загнанно, но отнюдь не как киногерой. Куда менее интересно, на мой вкус. Пока я разглядывала его, меня вдруг осенило, и улизнув под каким-то предлогом наверх, в спальню, я припрятала шкатулку с драгоценностями. Уж очень мне не хотелось хлопотать об ордере на арест Родни. Потом у нас состоялся долгий разговор, но одним разговором дело не ограничилось. Насчет последнего скажу только: в моей жизни время и место играют заметную роль, поэтому для меня все кончилось «не взрывом, а взвизгом»[60]. В разговоре же я объявила Родни, что, как мне ни жаль, по зрелом размышлении я вынуждена ему отказать. По-моему, очень глупо говорить: «Вы не представляете, чего это мне стоило», потому что всегда можно сказать, чего именно, И я вам скажу, чего это мне стоило: отказа от возможности начать новую, совсем иную жизнь с человеком очень для меня привлекательным. Когда жизнь моя будет слишком уж унылой, а этого не избежать, я неизменно буду жалеть о своем решении. Но в конце концов все решения тем кончаются. Ответить Родни иначе я не могла. К тому же свет не сошелся на нем клином. И все равно жизнь — сплошное надувательство.