Роланд, разумеется, время от времени виделся с отцом. Но старик, как правило, его не узнавал, а если, случалось, и узнавал, то упрямо отмалчивался. Какую-то ясность мысли он сохранял только в своих писаниях, так говорили Роланду. Диана же вообще никогда не поднималась к свекру под тем уклончивым прозрачным предлогом, что это его-де только бы расстроило. В действительности ей было неприятно, что такой близкий родственник — и не осознает ее существования. А для молодежи дед был просто заманчивой тайной. Не выказала интереса одна леди Омут. Она общалась с мужем ежедневно и, как и он, жила больше в прошлом, а жизнь тогда состояла не из одних роз. Но втайне «Меморандумом» были заинтригованы все.
— Старик опять пошел на ухудшение, — досадливо заметил Уолтер. — Последний раз, когда он меня узнал, я, по-моему, все-таки втолковал ему, что фирма давно вошла в состав треста.
Он гордился, что один из всех умеет достучаться до отцовского сознаний.
— Тимперли умер в прошлом месяце, — сказал он чуть погодя. — Жаль старика. Незаменимый был когда-то работник. — Самое удивительное, — сказал он затем, — что, при всей фантастичности этой писанины, старик действительно управлял фирмой именно на таких, как он пишет, диктаторских началах. Конечно, в его время это было еще возможно, но все-таки я уже застал дела в ужасном состоянии. Люди просто не желали этого терпеть. Отлично помню, как во время кризиса тридцать первого года мы потеряли трех или четырех крупных клиентов в Южной Америке исключительно из-за его упрямства. Трудовые соглашения! — горько засмеялся он. — Посмотрел бы я на кое-кого из рабочих, если бы они это прочитали.
И он зачем-то стал читать «Меморандум» вслух с самого начала.
— Право, дорогой, едва ли сейчас уместно… — попыталась было возразить Диана.
Но Роланд сердито накинулся на нее:
— По-моему, я не меньше Уолтера имею право знать, что думает отец. Благословение досталось Иакову, а не Исаву.
— Но я не тебя имела в виду! — тоже повышенным тоном возразила ему Диана.
Леди Омут положила конец спору.
— Я считаю, вовсе незачем ни от кого скрывать, что Генри написал, — сказала она спокойно. — Дети уже большие, — она оглянулась на Пейшенс и Джеффа, — поймут, ведь дедушка не в себе был, когда это писал. Он болен рассудком. Но мы его болезни не стыдимся. Она не позор, а несчастье. — И старая женщина улыбнулась Диане в знак того, что прощает ей промах, совершенный, конечно, не со зла, а лишь по неведению.
Слова леди Омут явно смутили обоих ее сыновей. Уолтер готов уже был на этом прекратить чтение. Но мать сказала:
— Продолжай, Уолтер, мы ждем, — и он вынужден был дочитать до конца.
Леди Омут слушала, сидя неподвижно, сложив руки на коленях, как привыкла сидеть, когда по радио передавали лекцию.
Кончив читать, Уолтер сказал:
— Ну, не знаю. По-моему, никто не представляет себе масштабов и проблем современного бизнеса. В его время можно было пробиться дубиной. А теперь это как работа с чувствительным прибором: чуть сбой в одном отделе — и последствия сказываются на работе всего треста. А ведь от нее зависит спасение нации, — добавил он, и получилось это у него не гордо, а брюзгливо и жалобно, как и все остальное.
Роланд улыбнулся, он не мог себе представить, чтобы от брата зависело что-то важное.
— Что меня огорчает, — сказал он, и в голосе его звучала неподдельная грусть, — так это беспокойство и страх, которые ощущаются у него в каждой строке. И по-моему, дело тут не только в его теперешней болезни. Мне кажется, он всегда их испытывал, при всем своем мужестве, индивидуализме и властности. Это можно понять, — продолжал он. — На что они опирались? Собственно, ни на что. Одна только железная воля, а под нею — бездонный провал. Интересно, как бы он существовал в таком мире, как наш, где, можно сказать, известны ответы на, все вопросы, практические и теоретические. Все равно бы, наверно, не справился, не хватило бы терпения дождаться результатов, а это самое важное.
Диана протянула мужу свой стакан и поправила на плечах лимонный шарф, готовясь переменить тему разговора, но опоздала — раздался взволнованный, громкий голос Джеффа:
— А по-моему, это ужасно здорово, что дедушка пишет! Вот именно, нам нужно действие. У нас в школе многие так считают, правда. И вот это, что надо больше жизни, а не тощищи этой, и занудства, и только бы сидеть и ничего не делать. Слышать не могу. Я думаю, дедушка вовсе даже и не сумасшедший.