— Один вечер можно и постараться ради прислуги, — протянула Клер. — Не так уж это трудно, всего один вечер за целый год.
Сэр Чарльз выглядел таким жалким, когда в красной бумажной короне, с деревянной погремушкой в руке готовился отбыть к себе в номер.
— Увы, дорогая, вы правы, — сказал он. — Сатурналии кончились.
Realpolitik*[15]
Джон Хобдей присел на край письменного стола и по-мальчишески поболтал ногой. Подождал, пока сотрудники рассядутся, и лишь тогда с непринужденностью, вполне, впрочем, продуманной, начал:
— Я знаю, у вас дел по горло. У меня, между прочим, тоже, — сказал он с насмешливой дерзкой улыбкой, которой обычно приправлял такого рода шутки. Против ожиданий в ответ засмеялась лишь его секретарша Вероника. «Видно, совещание будет не из легких», — решил Джон и продолжал: — Поэтому я не стану тратить ваше время попусту. Но мне думается… — Он замолк и, пока миссис Скраттон суетливо переставляла стул так, чтобы солнце не било ей в глаза, постукивал карандашом по столу. — Готовы? — спросил он со сверхучтивой улыбкой. — Отлично. Итак, начнем сначала. Как я уже сказал, у всех у нас дел по горло, и тем не менее, думается мне, пришла пора провести небольшое совещаньице. Я здесь уже неделю, и, хотя я с большой пользой побеседовал с каждым из вас, мы еще не собирались вместе, чтобы наметить наши планы.
Ни один из трех слушателей никак не отреагировал на его слова. Вероника, помнившая, с какой легкостью он в войну прибирал к рукам любой отдел министерства, куда бы его ни направили, отметила про себя, что он взял не тот тон: он не понимает, что здесь он столкнется с верностью науке, взглядам, а ее перебороть куда труднее. Чуть было не решила: пусть выпутывается сам, но сила привычки взяла верх.
— Я уверена, что потребность в совещании испытывают все, — сказала она проникновенно. Расчет был точен: Джон преодолел замешательство — ее преданный лай в трудную минуту вывел его на правильную дорогу. Миссис Скраттон попыталась его обескуражить. Она зашуршала бумагами на коленях и громко шепнула майору Сарсону: «Наши планы». Сказал бы честно: «Мои планы». Но ее реплика запоздала, момент был упущен. Джон лишь сдвинул брови, в результате вспыхнула сама миссис Скраттон и, чтобы скрыть смущение, снова закурила.
— Как вам известно, — продолжал Джон, и по его победному напористому тону Вероника поняла: в нем воскрес нахальный демагог, сам опьяняющийся величием прожектов, которые он развертывает перед своими слушателями, — у меня большие планы насчет Галереи. Я, конечно, никакой не знаток, не чета вам, но я думаю, именно поэтому душеприказчики сэра Харолда и остановились на моей кандидатуре. Они понимали, что у вас тут и так с лихвой всяких ученых и специалистов, и поэтому Галерее нужен опытный администратор, который приучен охватывать проблему в целом, привык смотреть, скажем так, не вглубь, а вширь. Вот почему душеприказчики пригласили меня. И все же буду с вами откровенен. — Джон откинул со лба темную курчавую прядь и простодушно воззвал к своим слушателям: — Без вашей помощи, без помощи моих сотрудников мне ничего не добиться.
Майор Сарсон поморщился. Его коробило от театральных ухваток и зычного голоса Джона, вдобавок ему дуло в ноги. «Ну и тип, — подумал он, — ни дать ни взять методистский проповедник».
— Всю эту первую неделю вы мне здорово помогали, — продолжал Джон. — Просто здорово. Теперь можно признаться: поначалу я очень робел. Вы тут работаете с незапамятных, времен, знаете коллекции вдоль и поперек, привыкли вести дело на свой лад, а главное, у вас есть неоценимое преимущество: вы знали сэра Харолда, слышали от него самого, почему он приобрел тот или иной экспонат, какие цели он преследовал, жертвуя обществу сокровища, собранные им за долгую жизнь с таким вкусом. Я был уверен, что вы встретите меня в штыки, да я и сам бы так вел себя на вашем месте.
На лицах слушателей ничего не отразилось.
«Зря он бьет на чувства, — думала Вероника. — Идеалисты народ крепкий, их этим не проймешь».
«Олухи несчастные, — думал Джон, — им дается возможность превратить этот захудалый, жалкий провинциальный музеишко в учреждение национального масштаба, а они еще артачатся. Ладно, пусть они своей пользы не понимают, но становиться себе поперек дороги я не позволю. Будут плясать под мою дудку, а нет — они тут не задержатся». Голос его зазвучал резче, уже не так простодушно и дружелюбно.