Выбрать главу

В книге «Дикий сад» Уилсон прямо говорит о том, «как глубоки классовые обертоны его воспитания (-равно как и подавляющего большинства англичан любого происхождения)». Талант и особая острота социального и психологического зрения придали прозе писателя классовое звучание в самом прямом и точном значении слова. «Классом выше», «Голубая кровь», «Сатурналии», «Рождество на голой равнине» — все эти рассказы о том, как велика и глубока пропасть не только между классами в Великобритании, но и между разными прослойками внутри одного класса. Как иронично-точен социальный и психологический анализ героини последнего из названных рассказов, Шийлы: «Пить — так пить, — гласил один из незыблемых принципов в кругу богатых дельцов, к которому принадлежали ее родители: их взгляды на жизнь она изо всех сил старалась отмести прочь — но безуспешно. В ней соединились черты трех поколений преуспевающих коммерсантов: ее простое черное платье и изысканный шарфик говорили о вкусе, приобретенном в дорогой частной школе и в Кембридже, что-то в слишком тщательно поставленном голосе напоминало отчаянные попытки матери пробиться в провинциальный свет, а глубоко запрятанная вульгарность была прямым отзвуком крутого и беспардонного нрава ее бабки — буржуа в первом поколении».

Социальный анализ — прочный фундамент анализа психологического: Энгус Уилсон верен основному закону критического реализма.

Иллюзии битвы за более высокую ступеньку социальной иерархии, битвы, которую и по сей день ведут сотни тысяч англичан, зло и беспощадно высмеивает рассказ «Классом выше». Драма Элси Корф в том, что, оторвавшись от своего социального слоя, она так и не допущена в следующий. Ей непривычна маска строгой, рафинированной учительницы, которую теперь приходится носить. Еще живы и дороги воспоминания о прошлом: «вдруг острая до боли тоска по тем дням детства, когда она еще не училась в колледже, не считала себя лучше других и могла общаться с деревенским „четвертым классом“, пронзила броню ее одиночества». Но она уже усвоила, что эти парни «неровня ей», и очень скоро превратится в такую же ханжу и сплетницу, как миссис Корф, равно презирающую тех, кто ниже, и тех, кто выше на социальной лестнице, но унижающую первых и пресмыкающуюся перед вторыми.

Сам писатель с теми, кто в силу доброты и щедрости характера, как Эйлин Картер, «не видит в людях дурного» («Голубая кровь»). Вера в доброе начало в человеке и… беспощадно саркастический дар… Но в этом сочетании нет никакого противоречия. Писатель видит, как трудно жить по сердцу, повинуясь естественным и искренним порывам в жестко запрограммированном обществе, не терпящем никаких посягательств на существующую в нем иерархию. Эстер понимает, что, полюбив простого крестьянина, она, дочь священника, совершила тяжелое преступление: «Может быть, общество стало терпимее к супружеским изменам, но оно не прощает тем, кто посмел преступить их священный к кассовый барьер».

Безусловно симпатична писателю и какая-то беспомощная доброта Мэри, всю жизнь боготворящей злую пустышку Клер («Сестра-патронесса»), Наивной и трогательной Мэри так никогда и не увидеть правды, реального положения вещей. Впрочем, наивность и простодушие Мэри выгодно отличают ее от персонажей многих рассказов. К примеру, от свято верящей в откровенность мисс Эклз («О пользе свежего воздуха»), которая бесплодно тщится понять, что же привязывает ее научного руководителя к Миранде. Э. Уилсон дает совершенно парадоксальную интерпретацию традиционного конфликта лицемерия и истины. Казалось бы, откровенность — антоним лицемерию и действенное средство борьбы с ним, но откровенность вовсе не панацея и далеко не всегда путь к взаимопониманию.