— Где ваша семья, Родни?
Он улыбнулся и сказал:
— В Мидлотиане[53], и живут они там не то чтобы испокон веков, но настолько неоспоримо давно, что считаются людьми вполне приличными. Они и правда милейшие люди, — добавил он. — Из тех, что слывут китами в местном масштабе, тем довольны и от добра добра не ищут. До меня искателей славы у нас в семье не водилось, я — выродок. Впрочем, какой-то пройдоха, видно, к нам затесался — только не по материнской линии, там сплошь землевладельцы, скучные и бесконечно порядочные. Имелся, правда, у меня двоюродный прадед, писатель. Но и тут все более чем прилично — местная знаменитость средней руки.
Так я толком ничего и не выведала — ведь киты китам рознь, да и землевладельцы бывают разные. Что же касается писателя Кнура, тут Родни покривил душой: даже я о нем слышала, а я ничего не знала о Мидлотиане. Вот досада-то. Я никого там не знала, и мне не у кого было проверить, говорил Родни правду или нет. Впрочем, это ничуть не поколебало моей теории.
Теперь начинается самое важное: как Родни Кнур стал нашим жильцом. Но сперва надо рассказать вам о квартирных баталиях, которые у нас с Генри велись уже больше года, а значит, и о наших финансовых делах. У Генри есть кое-какой капитал, он вложил его в издательство, и при нынешнем положении дел капитал приносит недурной доход. Зато дом, где мы живем, мой; он достался мне по наследству от тети Агнес — дом очень поместительный, расположен он в районе, который довольно расплывчато называют «за Харродзом»[54]. Но он не из тех домов в голландском стиле, какими изобилует Понт-стрит. Живем в этом поместительном доме мы с Генри и когда одна, а когда две прислуги-иностранки. Дольше года никто из них у нас, как правило, не задерживается, и в ту пору, о которой я веду рассказ, то есть месяцев шесть-семь тому назад, у нас жила всего одна девушка — швейцарка по имени Генриэтта Водуайе. Генри давно настаивает, чтобы мы пустили жильца — мы вполне могли бы выделить ему спальню с ванной и кабинет. По словам Генри, ему не нравится, что дом не приносит мне дохода. Дом, считает он, должен давать мне как минимум деньги на булавки. Дурацкий довод, потому что папа оставил изрядное состояние, которого мне с лихвой хватило бы на булавки, даже если бы я занялась ворожбой на широкую ногу и день-деньской только бы и делала, что втыкала булавки в восковые фигуры.
Но я-то думаю, на самом деле Генри хотел пустить жильца совсем по другим причинам, и причин этих по меньшей мере три: первая — Генри считает безнравственным занимать такой большой дом, когда людям негде жить, и с этим соображением, приди оно в голову мне, а не ему, я бы еще согласилась, потому что в социальных вопросах — когда я о них вспоминаю — я куда совестливее Генри; вторая — пустые (вернее необитаемые) комнаты напоминают Генри о том, что по ним могли бы топотать маленькие ножки, но, увы и ах, не топочут; третья — Генри решил, что жилец даст мне какое-то подобие занятия и поможет справиться с приступами хандры, о которых я вам рассказывала. Две последние причины меня обозлили и начисто отбили охоту пустить жильца. Поэтому Генри долго собирался с духом, прежде чем подступился ко мне с предложением сдать верхний этаж Родни Кнуру. Для начала Генри завел речь о том, какую блистательную первую главу написал Родни для своей новой книги, и только потом перешел к делу. Оказывается, Генри просто закачался, когда прочел эту первую главу, и даже мистер Бродрик, а уж на что он человек стойкий, и тот не устоял. Если, заключив договор с Родни, Генри повысил свои акции, то теперь они и вовсе подскочили в цене. И сейчас необходимо было во что бы то ни стало создать автору условия, чтобы он мог закончить книгу. А в доме леди Энн таких условий нет. Генри заметил, что хотя преданнее леди Энн друга не сыскать, но если пишешь книгу, жить с ней не слишком удобно: уж очень она любит поговорить. Вот именно, сказала я, а еще больше того любит выпить. Тут все-таки я спросила, а как насчет дома, который Родни намеревался купить. Родни еще не подвернулся такой дом, сказал Генри, который бы пришелся ему по вкусу, и потом Родни сейчас не хочется тратить время на поиски: у него уйму времени будет отнимать сбор материалов для книги. А что самое главное, Родни боится обременить себя таким домом, содержать который будет разорительно. Довод, безусловно, веский. И тут я сказала: ладно, пусть Родни въезжает, чем донельзя удивила и обрадовала Генри.