Академик попытался наклонить голову. Головы не было, но центр зрения послушно переместился ниже.
Там, внизу, полыхало пламя. В пламени корчились разнообразные существа — в основном люди, но были ещё какие-то рогатые, крылатые, и чёрт знает ещё какие. Рогатые держали очередь, подсаживали желающих на высокие костры, сеяли сверху что-то вроде огненной золы, воздвигали какие-то сооружения, напоминающие дыбы и колья. Прочие, толкая и пихая друг друга, ползли в самое пекло.
— Вот так, — с удовлетворением сказало существо, и видение исчезло. — За пару месяцев можно набрать благой кармы, соответствующей столетней аскезе в воплощённом состоянии.
— А зачем? — поинтересовался академик. — Зачем набирать эту самую карму? Буддизм какой-то.
— При чём тут буддизм? — не поняло существо. — Есть базовая система личностной эволюции существ через воплощения. А позитивная карма — это хорошие воплощения и личностный рост. Как правило, хорошо занимавшиеся в аду бывают чрезвычайно успешны.
— В чём? — не отставал дотошный академик.
— Ну, кто в чём… Сейчас предпочитают финансы, секс, искусство… На мой взгляд, довольно сомнительные пути самосовершенствования, но почему-то модно. Хотя я лично не знаю ни одного финансиста, достигшего просветления. Ну да ладно. Так или иначе, ад переполнен. Мы его расширяем, конечно, но желающих всё равно слишком много. Слать на вас заявочку?
— Пожалуй, — подумал академик, — мне в этот ваш фитнес-центр не надо.
— Ну и хорошо, — обрадовалось существо, — мне меньше мороки. Тогда давайте по базовому варианту. Итак, что у нас сейчас… У нас сейчас положительный кармический баланс. Вполне достойный — для существа, которое начало эволюционировать в среднем палеозое. Но, извините, ничего экстраординарного. То есть в течении ближайших тысячелетий вы, скорее всего, не наберёте достаточно кармы, чтобы эволюционировать самостоятельно. Короче, вас ждёт новая жизнь на Земле.
— Опять? — вздохнул академик.
— Вы это каждый раз говорите, — упрекнуло существо. — Я это от вас уже десять тысяч раз слышал. Десять тысяч пятьсот сорок девять раз, если быть совсем точным. Вы ещё трилобитом были, а уже тогда что-то попискивали в том же смысле.
— Трилобитом? Это что, моллюск? — переспросил Сабельзон, отгоняя от себя некстати приплывшее ощущение бескрайнего тёплого моря и бездумного блаженства.
— Вижу, вспоминаете… Ладно, чего уж теперь-то. Слушайте внимательно. Внимательно, говорю, слушайте, — строго сказало существо, — Согласно кармическому балансу, вы имеете право родиться человеком. Физически здоровым, умственно полноценным ребёнком, без травм и увечий. В нормальной семье, с отцом и матерью. Вы также имеете право на долгую полноценную жизнь — средняя продолжительность по стране воплощения, плюс пять, а то и десять лет сверху. Вы довольны?
— Звучит неплохо, — осторожно заметил Сабельзон.
— Нет, конечно, вы можете отказаться. Воплотиться в теле неизлечимо больного, например. Это хорошо чистит карму, многие любят. И, главное, ненадолго.
— Нет, спасибо, — академик покачал несуществующей головой. Существо, однако, поняло.
— Как хотите. Ваши права я вам изложил. Теперь вы пройдёте через контрольные инстанции. Я бы и сам всё оформил, но таковы правила. У вас там, — существо каким-то образом дало понять, что имеется в виду материальный мир, — сейчас сложный период, так что приходится вводить строгости. Короче говоря, сейчас вы предстанете…
— Всё-таки суд? — вздохнул академик.
— Ну зачем суд? Про вас всё и так известно. Я же сказал, кармический баланс положительный, особых проблем нет. Просто пройдёте несколько проверочек у представителей традиционных духовных учений. На предмет соответствия таковым.
— Я вообще-то ни во что такое не ве… — заикнулся Сабельзон, с опозданием соображая, что в его положении позволить себе роскошь оголтелого материализма сложновато.
— Ну да. Поэтому и нужна проверка. Сейчас люди сами не знают, во что верят. Так что приходится выяснять практически. Извините, Лев Владиленович, у меня клиент уже почти помер.
— Которого дубинками? — проявил участие академик.
— Ну да. Они там ему сейчас глаза выдавливают, так что он быстро загибается. Что поделать, сам виноват.
— А что он такого сделал? — зачем-то поинтересовался Сабельзон. — И где такое происходит? — уточнил он вопрос.
— Где-где. На рынке опиатов, — буркнуло существо, явно не желая вдаваться в подробности. Вам пора. До свидания, Лев Владиленович.
— Дос… — только и успел выдохнуть Сабельзон, когда его снова скрутила темнота.
— Доброй вечности. Вы христианин?
Пространство вокруг напоминало прежнее — разве что вокруг стало посветлее, а в центре вместо невнятного существа сидел вполне опознаваемый серафим, обвешанный со всех сторон крылами. Сабельзон посчитал крылья, вспомнил Пушкина, и понял, что перед ним серафим.
— Так вы христианин? — повторил серафим несколько настойчивее. Лев Владиленович вдруг осознал, что серафим говорит по-английски.
— Ну, вообще-то по происхождению я… — начал было излагать Сабельзон на том же языке, но ангел раздражённо махнул крылом:
— Нас интересует ваша вера, а не происхождение. Христианство — мировая религия, для нас несть ни эллина, ни иудея, — строго сказал серафим, воздевая верхнюю пару крыльев.
— Что ж. С церковью у меня не сложились отношения. Но я — человек европейской культуры, и признаю огромную роль христианства в её становлении, — с достоинством ответил он. Этой фразой он обычно отделывался от неприятных вопросов о конфессиональной принадлежности. Для самых упрямых у него была заготовлена ещё одна фраза — «мои отношения с Богом — это моё личное дело». Но он чувствовал, что здесь и сейчас она прозвучала бы несколько нелепо.
— Не морочьте моё сознание, — махнул крылом серафим. — Так вы претендуете на воплощение в Европе, Соединённых Штатах и прочих традиционно христианских странах, или как?
— Разумеется, — академику не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что к чему. — Желательно, конечно, в Западную Европу. Особенно Париж мне нравится. В семью образованных людей хотелось бы попасть, — добавил он, чуть поспешно и несколько заискивающе.
— Париж — это растущий центр мирового ислама, — поправил его серафим, — а вы говорили про христианскую культуру. Если хотите в Париже и не у арабов — придётся поискать… Ладно, — он махнул крылом и откуда-то появилась книга в чёрной обложке. Он положил её на другое крыло и принялся листать, сдувая страницу за страницей. — Ну вот… вот… и ещё вот. Три вакансии. В смысле — три походящих зачатия на сегодня.
— То есть как это три? — не понял Сабельзон. — Я вообще-то занимаюсь демографией последние пятьдесят лет. Во Франции низкая рождаемость, как и по всей Европе, но чтобы всего три ребёнка… Тем более, сейчас наметился всплеск, у средней французской матери около одного, и девять десятых, почти двое…
— В основном в семьях иммигрантов, особенно арабов, — серафим поднял крыло. — И у атеистов. У католиков слишком хороший вкус, чтобы делать детей. А остальные вакансии разбирают заранее. Вам могу предложить то, что осталось. Слепая девочка, мальчик-даун, и ребёнок неопределённого гендера, рождённый суррогатной матерью для гейской семьи. Выбирайте.
— А что, нормальных нет? — возмутился академик.
— Всё разобрано на три года вперёд, — развёл крыльями серафим. — Знаете, сколько желающих родиться во Франции? Причём — настоящих потомственных католиков со всеми правами? Советую брать девочку, — добавил он, озабоченно глядя в книгу. — В гейской семье вам будет неуютно.
— Не хочу быть слепым, — решительно заявил академик. — Ну ладно, чёрт с ним… — он сообразил, что чертыхаться при ангеле как-то неправильно, — Бог с ним… — тут академик подумал, что это могут принять за божбу, и снова поправился, — хрен с ним, с Парижем. А может быть, по Лондону что-нибудь есть?
— Сейчас посмотрим… — серафим заглянул в книгу. — По Лондону тяжело. Российские олигархи выкупили половину вакансий для своих людей. Но поищем… Ого! — серафим впился взглядом в страницу. — Абсолютно здоровый мальчик, в традиционной английской семье очень хорошего достатка. Такое улетает на раз. Вы везунчик. Оформляем?