Выбрать главу

Работа оказалась знакомой. Человекоподобные Роботы строили очередной дворец для кого-то из династии Кадыровых.

— Так блиад, — компьютер придавал голосу сержанта гипертрофированный кавказский акцент, видимо, чтобы наводить ужас на подчинённых, — слюшай сюда, блиад. Мухой сюда ёпта, свыння, блиад…

В течении следующих сорока минут Кирюха вырубал плазменным тесаком котлован под фундамент малой лестницы будущего дворца. Лестница планировалась километровой длины, так что прямо посреди трудов ему пришлось заказать два бокала хорошего коньяка и тартар из лосося: необходимо было развеяться.

Кирюха отдыхал перед складской работой, когда его кто-то хлопнул по плечу. Обернувшись, он узнал своего приятеля, Витю Мамлеева. Впрочем, приятелем этого малохольного типчика назвать было, пожалуй, жирновато — честно говоря, так себе знакомство. Да, с ним иногда было весело отжигать в барах. Но со временем они встречались всё реже и реже: жизненные траектории решительно и неуклонно расходились. Киря всё больше ощущал себя настоящей рабочей косточкой, а вот Вит опопсовел и пошёл в интеллигенты, причём в самую презренную касту — в журналистику.

Тем не менее, на этот раз Кеша был кстати: перед предстоящей работой на складе как раз хотелось с кем-нибудь потрепаться, желательно вживую. Поэтому он радушно подвинул своё ноут, освобождая место для Витькиного чемодана.

Вит плюхнулся на соседний стул. Выглядел он, как обычно, неважно: низенький, рыхлый, с расплывшейся от гиподинамии тушкой, скукоженный, плешивый. На фоне широкоплечего Кирилла, не пренебрегающего спортзалом и солярием, он смотрелся как типичный интеллигентский задохлик.

— Привет, привет, — замямлил Мамлеев, раскладывая свою машину. — Очень рад тебя видеть… Чем занимаешься?

— Да как сказать… — лениво протянул Кирюха. — Сейчас вот буду на китайцев пахать. Это у меня на сегодня последнее. А потом в бар. Зажжём в в «Коламбусе», наверное. Пойдёшь?

— Извини, не могу… — Вит похлопал глазенапами. — У меня вот статья срочная для «Делового Еженедельника». Двадцать тысяч знаков как с куста. Это до ночи, считай, сидеть. Или всю ночь, как получится.

— Ну, как знаешь, — Кирилл почувствовал, что уже теряет едва пробудившийся интерес к собеседнику, и решил его подстегнуть. — О чём хоть статья-то?

— Да такая… историческая скорее. Про трудящихся в современном мире. С левых позиций. Ну, левые позиции я пропишу, а вот историческая справка… тут повозиться надо. Тут же целая история. Ты знаешь, например, что физический труд людей массово использовался ещё в начале нашего века?

— Витенька, вот я лично каждый аллаший день физически тружусь, — напомнил Кир. — Круглое катаю, плоское таскаю. И то же самое делает ещё Аллах ведает сколько народу. Так что не надо ля-ля про физический труд.

— Я же не про это, — растерялся Вит. — В смысле — без этих роботов радиоуправляемых. Руками-ногами работали люди, своими собственными. А потом начался демографический кризис на фоне всемирного экономического подъёма, вот тут роботы стали выгодными, я про это и хочу, сейчас мало кто помнит. Думают, всегда так было…

Кир поскучнел. Похоже, лучше было бы взять ещё коньяка.

Виктор почувствовал нерасположение собеседника и засуетился.

— Ну ты извини, я, наверное, за соседний столик пересяду… Мне сосредоточиться надо. Двадцать тысяч знаков всё-таки. Ещё почитать кое-какие материалы…

Кирюха уже надевал наушники. На экране появился склад в Чаньджоу, забитый мешками с удобрениями. На горе мешков восседал китайский бригадир — на паучьих ногах, с железной башкой, крашеный облупившейся зелёной краской.

— Ты бля! — в наушниках реванул натуральный русский бас, совершенно неподдельного тембра. — Сюды бля мухой! Кому чё непонятно! Значит так бля: видишь вон ту хуерду? На горб двадцать хуёвин и пиздуешь вон туда, там сгружаешь. Час на всё про всё. Хуйнёй кто будет страдать — клешни вырву домкратом. Пояли, вши подрейтузные?

Молодой рабочий двинул мышку вперёд, направляя тележку и пощёлкивая клешнями. Краем глаза он заметил, как Витя за соседним столиком барабанит по клавишам, близоруко вглядываясь в монитор.

«Давай-давай, долби, балаболка журналистская» — подумал он, кликая ухоженным пальцем по левой пимпе. — «Небось, пиздеть — не мешки ворочать».

Юг

Посвящается Хорхе Луису Борхесу

Влажный туман стелился по заливу. Прохладные осенние сумерки, чуть подсвеченные снизу мягким блеском воды. По водяному зеркалу бил дождь, как искусный ударник: громче-звонче-тише-мягче.

Свежий морской запах смешивался с дождевым. Откуда-то с другого берега донёсся звон колокола.

Корней Яшмаа остановился и прислушался, но второго удара так и не дождался. Нехорошо: остался всего час до появления первой луны. На Юге время считают по старинке — не сколько прошло с восхода, а сколько осталось до наступления ночи. Так что стоит поторопиться — надо засветло добраться до ближайшего постоялого двора, где горят смоляные свечи и действует алайское право.

Плотно запахнувшись в плащ, путешественник ускорил шаги. Пока в сизом от влаги воздухе оставалось хоть немного солнечного света, беспокоиться не о чем: он под защитой законов Империи. Но как только в просвете облаков покажется маленькая красная луна, в силу вступают древние обычаи, согласно которому жизнь и имущество чужеземца принадлежит тому, кто захочет его взять. Желающие могут найтись. А то, что он чужеземец, скрыть невозможно: изощрённое чутьё южан уступает разве что их легендарной честности.

Очередной прогрессорский парадокс, в который раз подумал Корней. Юг — с его высокой культурой, древними традициями, с его не имеющим аналогов изощрённым правосознанием — похоже, не поддаётся реконструкции извне. В то время как Алайская Империя — жестокая, лживая, насквозь прогнившая, — оказалась вполне управляемой. Благодаря незаметной (но действенной) помощи Земли династии Нагон-Гигов за какие-то полвека удалось не только подчинить себе весь континент, но и укрепиться на завоёванных рубежах. Книгочие в Великой Палате уже бросали мысленные взоры за океан, и рисовали первые карты в меркаторовой проекции. А молодой энергичный император, очень вовремя сменивший на троне своего бездетного дядю, видел во сне корону суверена всея Гиганды, властителя мира… Почему бы и нет? Земля, как всегда, готова предоставить посильную помощь. Во имя мира и прогресса во Вселенной.

Корней в который раз подумал о том, как хорошо было бы как-нибудь пересидеть это время, где-нибудь перекантоваться. Забиться в тёплую пыльную щель — да хотя бы в собственную загородную резиденцию. Увы и ах: если он всё-таки прав, при дворе оставаться было нельзя, да и в столице тоже. Но в любом другом случае уж он бы нашёл повод не покидать императорского дворца. Там он был на месте: за годы службы при алайском дворе он уже знал все входы и выходы и хорошо разбирался в паутине придворных интриг.

Впрочем, если уж честно, на Севере это было несложно — любую дверь открывал золотой ключик. В золоте же высокородный господин Корней Яшмаа недостатка не испытывал.

На Юге, к сожалению, покупалось и продавалось далеко не всё.

Взять хотя бы этот идиотский казус с ночным временем. Завоевав Юг, император Нагон-Гиг Третий (метко и справедливо прозванный Большеротым — в том числе и за непомерный во всех отношениях аппетит), в отличие от своих менее предусмотрительных предшественников, потрудился закрепить плоды победы. Он не пожалел своего драгоценного времени, народной крови и казённых средств, чтобы собрать всех князей, вождей и старейшин Юга на священном Белом Холме, и заставить каждого поклясться своими богами, что имперские законы будут соблюдаться, "пока светит солнце, пока текут реки, пока живут люди". На стандартном юридическом языке Империи это означало попросту «вечно». Однако, вскоре выяснилось, что люди Юга, во-первых, всё понимают крайне формально, и, во-вторых, на их юридическом языке, принятом в договорах и клятвах, простое перечисление условий считается подлежащим исполнению, только если все условия соблюдаются одновременно. Солнце же светит не всегда — а потому в ночное время имперские законы соблюдать не нужно… Объяснить же южанам, что выражение "пока светит солнце" следует понимать в расширительном смысле, и относить ко всей протяжённости времени вообще, оказалось совершенно невозможным: в ответ на любые рассуждения южане молча показывали на небо.