«Стервятники. Просто стервятники», — с неожиданной для себя неприязнью к безобидным чудакам подумал Привалов.
Н-да. Людей всегда тянуло к смерти. А тут — целая мёртвая планета. Впрочем, нет. На мёртвых планетах царит кладбищенский дух: давно сгнившая, иссохшая, сгоревшая человеческая плоть всё равно не даёт забыть о себе. Нет, Надежда — не мёртвая. Просто пустая. Как ореховая скорлупа.
Он проехал мимо развалин какого-то здания с толстенькими псевдоантичными колоннами. В тормоза попадали сухие листья и весело трещали, задевая стальные спицы колес. А была ли, кстати, здесь античность? Саша задумался, поковырялся в памяти, но ответа не нашёл. Возможно, его и не было: несмотря на годы исследований, раннюю историю планеты земляне знали неважно. По сохранившимся книгам и фильмам удалось реконструировать только последние века, довольно банальные для гуманоидного мира земного типа. Индустриализация, три мировые войны, бурное развитие технологий. И техногенные катастрофы, куда же без них. В принципе, с этим справились бы — но тут началось загадочное «бешенство генных структур» (позднее названное генной фугой) из-за которого местные жители стали стремительно взрослеть в двенадцать-тринадцать лет, а в девятнадцать умирал от старости. Земляне ещё застали какие-то остатки населения, но помочь уже ничем не смогли. Последние жители Надежды, заботливо вывезенные с планеты, тихо угасали в земных больницах.
По официальной гипотезе, поддерживаемой земными СМИ, генная фуга была результатом глобального нарушения экологического равновесия в результате чересчур быстрого и несбалансированного промышленного развития. По другой гипотезе, сугубо неофициальной, но на практике разделяемой большинством прогрессоров, полевых историков, и вообще всеми, кто был хоть как-то в курсе дела, это было началом агрессии Странников…
Начался каменный забор, покрытый разводами плесени: сказывалась близость океана. Дальше пошли ряды пустых окон, кирпичный мусор, пыльные витрины лавчонок, продававших невесть когда неведомо что неизвестно кому.
Саша притормозил: возле одной из дверей стоял «стакан». Классический, описанный во всех учебниках по истории Надежды, «стакан» Странников: цилиндр высотой метра в два и метр в диаметре из полупрозрачного, похожего на янтарь материала. Привалов поднял бровь: в прошлом десятилетии эту дрянь почти всю повывели. Тем не менее, в последнее время «стаканы», «стекляшки», и прочие морально устаревшие ловушки на человека вдруг снова начали появляться… Похоже, время от времени оживают какие-то старые программы. После того, как команде Сикорски удалось-таки обрубить подпространственные каналы Странников — жаль, не удалось выяснить, куда же они всё-таки вели — вся эта хитрая машинерия стала постепенно деградировать. Самые сложные ловушки — «подушки», «хрусталики» и «водопады» — просто вымерли. И хорошо, что вымерли: эти штуки были опасны даже для профессиональных прогрессоров.
Принцип действия «подушки», кстати, так до сих пор и не выяснен. Ребята из Института Внеземных культур, конечно, роют носом землю, пытаясь выжать из себя какие-то идеи. Но пока ясно только то, что дело тут тёмное. Похоже на какой-то совершенно новый физический принцип, земной науке неизвестный. И это при том, что те же самые «хрусталики» оказались на поверку всего лишь свёртками пакетов нуль-волн, остроумно закольцованных на внешний контур. Изящное инженерное решение, но не более того. А вот «водопад» — и вовсе забавная штука: разбирались с ним долго, но когда разобрались, выяснилось, что ловушку такого типа можно сделать на порядок проще… Топорная работа. Халтура.
Если спросить любого специалиста по внеземным культурам, что является самым поразительным свойством цивилизации Странников, тот ответил бы сразу, не задумываясь: неразборчивость. Странники с одинаковой готовностью использовали любые технологии, включая технологии каменного века. С одной стороны, некоторые артефакты, найденные в покинутых ими мирах, находились далеко за гранью человеческих познаний. Но вот, к примеру, знаменитые каменные зеркала с Фобоса были отшлифованы при помощи воды и песка. Странники не брезговали ничем. Неизменной оставалась, кажется, только их страсть к янтарину: этот материал они явно предпочитали всем остальным. Хотя в случае нужды легко пользовались любым другим, включая пластик, бетон, дикий камень, и вообще всё что угодно.
Под колесо попал камушек, руль велосипеда обиженно звякнул. Саша стряхнул с себя задумчивость: надо было навести порядок.
Он остановился, сунул руку под клапан комбинезона и нащупал ребристую рукоятку скорчера. Выставил оружие вперёд, нажал на спуск. В последнюю секунду зажмурился. Под закрытыми веками полыхнуло чёрным и оранжевым. В лицо дохнуло жаром, на секунду заложило уши.
Когда Привалов открыл глаза, на месте «стакана» дымилась чёрная яма. Рядом валялась сорванная с петель дверь.
— Что за чертовщина? — недовольный голос донёсся откуда-то из глубин помещения. Через полминуты в дверном проёме появился молодой парень в нелепых брезентовых штанах и блейзере цвета урины. В руке он сжимал пластмассовый пистолетик-парализатор.
Турист. Ещё один. Понаехали тут.
— Здесь был «стакан», — объяснил Привалов. — Все ловушки подобного типа подлежат немедленному уничтожению. Надеюсь, вы это помните? У вас есть оружие?
— Ну стоял. Ну и чего? А если б я тут стоял? У двери? — парень тупо набычился, но не двигался с места. — А кто её ставить на место будет? — выдал он новую претензию. — Вы, что-ли?
— Вообще-то ликвидация «стакана» — ваша прямая обязанность. Он ведь, кажется, появился ещё до моего здесь появления? — в последнюю фразу Саша постарался вложить как можно больше сарказма. Получилось не очень.
— Да ла-а-на, он тут неделю почти стоит, — турист неопределённо махнул рукой. — А чего? Ну, стоит. Есть не просит… — тут его взгляд, наконец, сконцентрировался на скорчере в руке Саши.
— А… так вы прогрессор, значит, — наконец, выдавил он из себя. — Извините, конечно. Мы тут так, играемся, а вы типа дело делаете, — последние слова парень произнёс с едва заметной издёвкой.
Саша опять почувствовал, что остро не любит туристов.
— До свидания, — он сделал над собой усилие, чтобы это прозвучало хотя бы вежливо. Убрал скорчер на место, покрепче взялся за руль, тронулся.
Через полминуты велосипед налетел передним колесом на дымящийся осколок янтарина и обиженно звякнул, ловя подвеской колдобину.
В ухе тихо засвистел микрофончик.
— Алекс, ты на месте? — голос шефа, Рудольфа Сикорски, более известного как Экселенц, был еле слышен. Привалова это раздражало: эти новые штучки на спутанных квантах были довольно-таки громоздкими и неудобными в использовании. Зато, в отличие от волновой связи любого типа, их сигналы не могли быть блокированы или перехвачены даже теоретически. Расстояние тоже не играло роли: если Сашу схватят и куда-нибудь уволокут — пусть даже в другую Галактику — голос в ухе не исчезнет.
— Еду, шеф, — ответил Привалов. — Они уже там? — позволил он себе лишний вопрос.
— Ещё нет, — вопреки обыкновению внятно ответил Сикорски. — Но поторопись. Опоздать к первому контакту…
— Йес-с-с! — состроумничал Саша, чуть было не прикусив язык: велосипед опять тряхнуло. Потом ещё и ещё раз: асфальт кончился, началась брусчатка. Поворот налево, косая тень памятника какому-то местному герою, и он выехал на площадь.
Саша здесь бывал не раз, и каждый раз поражался, насколько площадь огромна: огромное каменное пузо, выпяченное к серым небесам. Вдали виднелась хрупкая чашечка фонтана.
Саша сжал зубы, ожидая тряски: площадь была вымощена диким камнем. Чуть приподнявшись над сиденьем, сильнее нажал на педали. Велосипед со звоном покатился вперёд, щёлкая переключателем скоростей.
До фонтана он доехал без приключений. В мраморной чаше среди тускло поблёскивающих жилок инопородных вкраплений плескалась дождевая вода. Чашу охраняли два мраморных пса с тяжёлыми, потёртыми ветром, мордами. На спине одного из них восседал местный бурый голубь: крупный, раскормленный экземпляр пернатого.