— Обратите внимание, — голему было неудобно говорить длинными фразами, не хватало дыхания, — что мы… не пытаемся… использовать серьёзное оружие. Хотя могли бы… устроить бойню… напоследок. Дайте хоть пройти… Мне тут… мокро.
— Обсушить? — Привалов криво усмехнулся и поднял скорчер.
— Только вот этого не надо! — Голем подошёл поближе. Он и в самом деле вымок: по длинным чёрным волосам стекала вода. Тряпка на голове оказалась куском куртки, опалённой по краям: видимо, кто-то достал отражённым выстрелом. — Мы с вами всё-таки… по-человечески разговариваем, а не… Ладно-ладно… если хотите… я тут постою. Всё равно недолго осталось. За мной целая свора бежит. Загнанной дичью быть неприятно.
Саша не опускал скорчера, размышляя, скоро ли появится Серосовов.
— Да… забыл представиться… То есть… не то чтобы представиться… Помните… в начале осени? Попытка переговоров? Вы тогда ещё наш «стакан» разбили.
— Помню, — скривился Саша. — А вы мне нахамили. Терпеть не могу хамья. Вот прямо руки чешутся…
— Извините… Я же должен был как-то… Но не в этом дело. У фонтана тоже был я. В виде собаки, помните? У меня ещё хвост отвалился.
— Помню, — Привалов какой-то частью сознания успел удивиться, что заговорил с этой мразью. — Тогда вы смотрелись лучше, чем сейчас, — только и нашёлся он. Фраза прозвучала глупо.
— Понимаю!.. вашу мысль! — голем повысил голос, перекрикивая дождь. — Хотя… у вас такой тон… как будто… я в чём-то виноват! — в нелепой позе стоящего под дождём голема появилось что-то развязное.
— Вообще-то, — Привалов попытался говорить твёрдо, — с нашей точки зрения вы и есть преступник. Убийца. Вы убили по крайней мере одного землянина. А до того — неизвестно сколько аборигенов.
— Ай! Конечно! Мы все убийцы! А ведь первыми начали убивать голуби. Это же они запустили генную фугу… это бешенство наследственных структур. Они-то пытались уничтожить нас. Но что-то напутали в своей технике. Они хотели прицельно уничтожить тела, которые уже успели занять мы. А в результате выморили всех жителей планеты. Которую обязаны были оберегать. Мы спасли часть населения, когда было уже почти совсем поздно. И теперь…
— Ну да, — Привалов поймал себя на том, что слушает глумливую болтовню голема с каким-то извращённым интересом. — Голуби в этом сами признались. Да, они запустили генную фугу. Потому что вы убивали местных жителей и вселялись в их тела. Все комбинации атомов стоят друг друга, так ведь? Вы их копировали настолько хорошо, что защитные системы планеты не сумели разобраться, кто где, и начали уничтожать всех скопом… — Привалов поймал себя на том, что скорчер довольно тяжёл, если держать его на весу. Но опускать его не хотелось: голем мог в любой момент улизнуть. Далеко не уйдёт, но всё равно упустить его было бы обидно.
Вдоль улицы пролетел бурый голубь, тяжело отмахиваясь крыльями от дождевых струй.
— Послушайте, — зачастил голем, — я хочу сказать одно: мы не хотели… Я про этих несчастных туристов. Не верьте вашему начальству, оно лжёт. Да, мы… воспользовались несколькими телами. Для демонстрации, только для демонстрации! У вас на Земле тоже бывают несчастные случаи… люди гибнут, это же естественно… Но это было всего несколько человек! И мы не планировали массового вселения, что бы вам сейчас не говорили. Всё, чего мы добивались от Земли — переговоров! Но ваши власти… то есть КОМКОН… отказались с нами разговаривать. Они решили пожертвовать всеми земными поселенцами на Надежде, чтобы иметь повод для агрессии. По сути дела, КОМКОН — это кучка военных преступников, скрывших от народа Земли правду. Они предпочли не мирные переговоры, а войну. Тайную войну, скрытую от простых землян. Вас это не возмущает? Совсем-совсем?
— Нет, — вежливо сказал Привалов, перехватывая скорчер поудобнее.
— Ну конечно, не возмущает. Стрелять в ненавистных Странников… ведь это так приятно — стрелять! Хороший выстрел решает все проблемы. Чужие! Ату… ату их. Как это… по-человечески. Как жаль, что Странники неуничтожимы! Но это только добавляет вам ненависти… и зависти. Звериной зависти существ из плоти и крови по отношению к нематериальным сущностям, к чистому духу… Зависть и чувство неполноценности, из которых рождается ненависть. Тупая… слепая… бессмысленная… гуманоидная… — голем подбирался к землянину всё ближе, продолжая говорить. Руками он делал быстрые отвлекающие движения.
Саше стало скучно. Он бросил взгляд на индикатор разрядника (там был выставлен шестой уровень — сжечь, а не взрывать) и послал молнию прямо в говорящий рот.
Григорий подоспел минуты через полторы.
К тому моменту дождь уже успокоился и стал таким, каким надо — мокрым и грустным. На том месте, где стоял голем, вода всё ещё шипела и пузырилась, но пар уже почти не шёл.
Длинный, мосластый Серосовов немного постоял над чёрным пятном, размываемым водой. Сплюнул.
— Чёрт, зря ты его, — вздохнул он. — Я вот умклайдет хотел попробовать.
— Чего попробовать? — не понял Привалов.
— Умклайдет. Сикорски эту штуку так называет,[2] — он извлёк из кармана куртки и подкинул на ладони тяжёлый металлический цилиндрик. — Новая модель. Вчера на базе раздавали.
— А-а, — разочарованно протянул Саша.
Это был «оболочечник», полевая ловушка — точнее сказать, очередная её модицикация, одна из полусотни вариантов, которые сейчас с энтузиазмом клепали земные научники. Предполагалось, что нематериальную сущность Странника можно обернуть в энергетический кокон. Пока что ничего путного из этого не выходило — и, как подозревал Саша, не стоило и стараться. Остальные оперативники, кроме Серосовова, были того же мнения. Только Гриша с его верой в науку упорно продолжал таскать с собой эти штуки и даже пытался их применять на практике.
— Брось, — посоветовал Привалов. — Их надо просто жечь. Всё остальное без толку. Проверено.
Серосовов всё-таки направил цилиндр на грязное пятно. Умклайдет звонко щёлкнул.
— Ну вот. Если там кто-то был, он теперь здесь.
— Думаешь, сработает? — поинтересовался Саша.
— Ну-у… не знаю, — Григорий неуверенно покрутил цилиндрик в руке, потом неожиданно размахнулся и бросил его в лужу. — Ну, если поймал — сидеть тому ублюдку взаперти тысячу лет. Пока аккумуляторы не разрядятся.
— У тебя лишнего дождевика не найдётся? — спросил Привалов.
Серосовов кинул ему пакетик с водоотталкивающей пелеринкой. Александр стал осторожно натягивать её на себя. Тонкая плёнка, растягиваясь, скрипела и бликовала радужными пятнами.
— Он хотел пообщаться, — сообщил Привалов. — Поговорить, так сказать. За жизнь.
— Странно, — равнодушно сказал Григорий. — Они обычно необщительные. Я вообще ни одного такого случая не припомню.
— Он говорил… — начал было Саша, но Серосовов резко перебил:
— Ты шефу докладывайся, а мне не надо. У меня от лишних знаний и так вся память дырявая. Это ты у нас чистенький.
Привалов почувствовал, как кровь приливает к лицу. Серосовов в очередной раз макнул его носом в обычное КОМКОНовское «меньше знаешь — лучше спишь», заодно напомнив о его ментальной невинности.
Гриша, посмотрев на вытянувшееся лицо парня, сжалился.
— Ладно, не бери в голову… Пропахать бы планетку метров на десять по уровню моря плазмой горяченькой. Экологию жалко, да и чёрт бы с ней. Всё равно тут гниль одна.
Саша бросил взгляд на бурого голубя, забившегося от дождя под оконный козырёк.
— Нельзя, — вздохнул он. — Голуби решительно против. А без них мы ничего не получим.
— Библиотека эта грёбаная… — Серосовов посмотрел в сторону пролетевшего голубя. — Не нравятся мне эти пташки. Что-то у них на уме такое…
— Пусть об этом начальство думает, — с удовольствием ввернул Привалов комконовскую премудрость. — Сикорски, например. Твои ребята где?
— Сейчас подойдут. Они там вроде бы нашли ещё одного. Пойдём, что-ли?
2
Umkleidet (adjektiv) — "окружённое оболочкой". Сикорски, видимо, субстантивирует прилагательное до der Umkleidet — "окружатель, обёртыватель".