— Но, — сказало существо из цилиндрика. — я же не могу отдать всё, что у меня есть?
— Всё? — голубь издал какой-то глухой звук, отдалённо напоминающий смешок. — Нет, конечно, не можете. Всё — это очень мало. Пожалуй, я пойду. Потом загляну сюда… лет через сто. Или двести. К этому моменту вам, быть может, надоест сидеть в этой штуке. Насколько я понимаю, это гиперполевая ловушка. Остроумное устройство. Земляне — талантливый народ.
— Чего ты хочешь? — блестящий металл снова зашевелился.
— Подумайте лучше вот о чём, — наставительно заметил голубь. — Сейчас вы пленник, жалкий пленник. Аккумуляторов хватит на тысячу двести земных лет. Это очень долго — даже для вас. Итак, вы хотите свободы, и я могу помочь. Если сочту нужным действовать в ваших интересах. Но у меня есть и свои интересы. Я рассчитываю на небольшую финансовую помощь Диаспоры. А также и на вас лично. Вы подпишете контракт на услужение. Скажем, на пятьсот земных лет. Это гораздо лучше, чем сидеть в ловушке.
— То есть все мои деньги, выкуп со стороны Диаспоры и ещё пятьсот лет в рабстве? — осведомился цилиндрик.
— Ну, может быть, кое-что я вам оставлю, — с подчёркнутым сомнением в голосе сказал голубь. — Скажем, процентов пять от общей суммы на счетах. Вы получите назад по истечению срока. Ну и, конечно, я ожидаю щедрости со стороны ваших соплеменников. Вы же так сплочены.
— Пятьсот лет — это немыслимо, — сказало существо в цилиндрике.
— Я не торгуюсь, — голубь сделал головой жест, как будто он чистит клюв. — Мы никогда не торгуемся. Торговаться — грязная привычка, свойственная низшим расам. Таким как ваша. Счастливо оставаться.
Птица захлопала крыльями, тяжело поднимаясь в воздух.
— Подожди, — пискнуло из цилиндрика.
Голубь грузно сел на прежнее место.
— Ещё одна попытка сбить цену, — заявил он, — и я улетаю. Лет через сто, может быть, загляну снова… если вспомню. Но, скорее всего, не вспомню. У меня много дел.
— Я согласен, — голос в цилиндрике дрогнул. — Теперь выпусти меня.
— В делах не стоит торопиться. Сначала я переговорю с Диаспорой о выкупе. Разумеется, я буду говорить от имени землян, которые вас пленили. Мне так проще.
— Я не понимаю одного, — помолчав, сказало существо в ловушке. — Почему вы всё время лжёте? Ведь это когда-нибудь выяснится. Пусть даже через пятьсот лет…
— Мы не лжём, — надменно заявил голубь. — Ложь — это низость, а низость — это ваша прерогатива. Я всего лишь намерен пощадить самолюбие ваших соплеменников, а также сэкономить своё время и увеличить ваши — да, да, именно ваши! — шансы. Ваша раса и вы лично и в самом деле виноваты перед землянами, и ваши денежные мешки им за это платят. Я уже бывал посредником в подобных переговорах, и мне доверяют обе стороны. Думаю, и в вашем случае всё пройдёт успешно. Если же я буду говорить от себя, они будут отвратительно неуступчивы. В этом случае мне может и надоесть эта возня — тем самым ваши шансы освободиться сильно уменьшатся. Поэтому будем считать, что эту идею подкинули мне вы. В сущности говоря, так оно и было.
— Как? Когда? — цилиндрик звякнул.
— Ну, скажем так: ваша ситуация навела меня на определённые мысли, — продолжал разглагольствовать голубь. — Я вовремя задумался: а что посоветовало бы мне сделать существо, подобное вам? Низкое, лишённое понятия о чести, готовое купить свободу любой ценой? Разумеется, в своём воображении я несколько преувеличил ваш интеллект. Впрочем, вы ведь так любите похваляться своим умом. Эту провалившуюся операцию вы ведь тоже представите как очередной триумф вашего прославленного хитроумия…
— Мы представим?.. — существо в цилиндрике даже поперхнулось.
— Вы, конечно, кто же ещё. Ведь это же был ваш план, не так ли? — с удовольствием сказал голубь. — Вы придумали эту дурацкую идею с Библиотекой. Вы уничтожили население ни в чём не повинной планетки. Потом вы навсегда испортили отношения с Землёй. И хуже всего — вы втянули в это дело нас.
— Но это же вы заказали!.. — завизжала железка. — Это же вы хотели уничтожить Землю! И вы нас заставили…
— Вот как, мы что-то заказывали? Не припомню, — голубь шаркнул лапкой. — Ваша раса предложила нам некий план, не посвящая нас в подробности. Мы, по своей доверчивости, согласились участвовать в этой авантюре. Теперь, когда это привело к краху…
— Хватит же! Вы отлично знаете, чьи это были планы!
— План был ваш. Наш был только заказ. Вы его не выполнили. Теперь вы заплатите нам за это. Дорого.
— Когда-нибудь, — зло протявкала металлическая штуковина, — мы с вами расквитаемся. Тогда…
— Что — тогда? — голубь презрительно задрал клюв к темнеющему небу. — Это ваше «тогда» никогда не наступит. Что вы вообще можете? Вы бездарны. Вы торгуете технологиями, не понимая их сути. Вы продаёте дикарям огонь и колесо, а народам более продвинутым — электричество, дизельный двигатель и нуль-транспортировку. Но вы не в состоянии создать что-то своё. Поэтому пробавляетесь грязной работой.
— Вы ничем не лучше, — огрызнулось металлическое существо. — Вы сами никогда ничего…
— Хватит болтовни! Мне хорошо известна ваша манера втягивать собеседника в бессмысленные разговоры, пытаясь что-нибудь выклянчить. К делу. Для того, чтобы вас спасти, мне нужен ваш личный идентификатор и код галактического счёта. Итак, я слушаю…
— Знаете, — сказал голос из цилиндрика, — лучше я подожду. Тысяча двести лет или сколько там? Не так уж долго, на самом-то деле. А вы как-нибудь обойдётесь без наших денег и без моих услуг. Служить ещё какому-то крылатому дерьму…
Голубь посмотрел на цилиндрик одним глазом.
— Вот даже так? Что ж. Вы пожалеете. Очень сильно.
Цилиндрик сильно вздрогнул, как бы пытаясь подняться, но вместо этого покатился вниз, к основанию мусорной кучи, где стыла покрытая тонким ледком мёрзлая лужа. Металл подломил ледяную корочку, и тяжёлая вещица с бульканьем ушла под воду.
— Красивый жест, хотя и нелепый, — сказал голубь, подпрыгнул, расправил тяжёлые крылья и поднялся в воздух.
16 августа 74-го года по земному летоисчислению.
Планета Надежда. Сухой сезон. Вечер.
Рудольф Сикорски расстелил на траве плащ-палатку болотного оттенка и с ненатуральным кряхтением сел на землю. Привалов потыркался рядом, пытаясь как-то пристроиться. Стоять перед сидящим было неуютно и унизительно, садиться на грязную мокрую траву — тоже. В конце концов он сел на корточки, мысленно проклиная психологические приёмчики шефа. Пару раз он удостаивал своего молодого сотрудника доверительного разговора, и оба раза оформлял дело так, чтобы тому было максимально неудобно сидеть.
Внизу, под косогором, текла маленькая речка с тёмной, непрозрачной водой, в которой можно было различить длинные пряди водорослей. Саша некстати вспомнил почти такую же речку на Земле, только через неё был перекинут мостик, а в воде жили блестящие прыгучие селёдки, которые, если отплыть подальше от берега, начинают толкаться в живот и прыгать через плечо. Но в отравленных реках Надежды рыба не водилась уже очень давно.
— Значит, сворачиваемся? — на всякий случай спросил Привалов.
— Значит, сворачиваемся, — подтвердил Экселенц. — Наведём тут минимальный порядок и смотаем удочки. Об этой истории должно знать как можно меньше народу.
— Включая сотрудников КОМКОНа? — с деланным равнодушием поинтересовался Саша.
— Дырку в голову хочешь? В девочках ходить надоело? — Экселенц неприятно хихикнул. — Не торопись. У меня все мозги в пятнах, как у жирафа задница, и меня это совсем не радует… Нет, память мы тебе стирать не будем. Во всяком случае, пока. Я говорю о том, что надо отвадить любопытных. Я пробил через Совет для Надежды статус запретной территории.
— А что теперь-то прятать? — спросил Саша.
— Много чего. Вот это, например, — сказал Сикорски, нашарив что-то в траве.