Но это была она. Рыжая. Стояла на веранде, привалившись к перилам, и смеялась, беззаботно и от души. Рядом снова свита… Как она умудряется везде находить почитателей?
Гурин сел на стул и ухмыльнулся.
— А что у нас журфак делает?
Ответить ему никто не потрудился.
Саша наблюдал за ней весь вечер. Украдкой, стараясь не попадаться ей на глаза. Наблюдал и задавался вопросом — зачем ему это нужно? Рыжая бестия, стерва и язва. Девочка-проблема.
Она стояла на веранде и курила. Смотрела на тёмное небо и выпускала аккуратные колечки дыма. И, наверняка, сама собой любовалась.
Гурину казалось, что у него шерсть на загривке поднялась. Он смотрел на девушку по-прежнему, как на добычу, которая по какому-то недоразумению однажды вырвалась из его цепких лап. Он чуял её.
У него никогда не было рыжих. И это не давало покоя.
Она его узнала. Увидела и заулыбалась. Гурин подошёл и присел на перила. А на рыжую смотрел откровенно, и скрывать своих намерений не собирался.
— Привет.
Она кивнула.
— Помню. Саша. Скромно и со вкусом.
— Значит, впечатление я всё-таки произвёл?
Она таинственно улыбнулась и ничего не ответила.
Игры стали утомлять.
— Я на самом деле произвожу впечатление скромного? Никогда бы не подумал. Скромность — это явно не мой конёк.
— Такие признания заставляют думать, что у тебя ко мне нескромное предложение?
Они встретились взглядами и заулыбались.
Это были первые, настолько серьёзные для него отношения. С девушкой, которая не вписывалась в давно выверенные стандарты. Которая не уставала удивлять и поражать его воображение.
Её звали Амелия.
Саша был уверен, что это имя она сама себе выдумала. И обижалась каждый раз, когда он называл её Лиля.
— Амелия. Я могу написать тебе своё имя. Написать?
Он качал головой.
— Не надо. Я помню.
— Тогда не зови меня Лилей! Это имя ко мне в институте пристало, и оно мне не нравится.
Она скрытничала. Из неё всё приходилось вытягивать клещами. Не любила рассказывать о себе — ни о прошлом, ни о настоящем. Всё, что удалось узнать, так это то, что она приехала в Москву из Самары поступать в институт. Жила у дяди и тёти, в институт поступила, а от родственников собиралась съехать.
Говорила она обо всём этом неохотно, обрывистыми фразами и только потому, что Саша не отставал и спрашивал. Ему на самом деле было интересно, хотел знать, как она живёт.
Конечно, Амелия совсем не была похожа на провинциальную девочку, но и на дочку богатых родителей, на наличие которых намекала порой, тоже.
По мере того, как происходящее волновало кровь всё больше, Гурин становился всё настойчивее. И однажды спросил в открытую:
— Кто тогда забирал тебя на машине?
К тому моменту они встречались уже пару месяцев. Первый любовный угар ослаб, помимо секса от партнёра требовалось уже кое-что другое, находились вопросы, вполне обоснованные, на которые хотелось получить ответы. Гурину было впервые важно услышать эти ответы, а Амелия лишь улыбалась, и открывать перед ним душу не торопилась.
— Кто? — спрашивал он.
— Тебе зачем?
— Лиля!
Она злилась.
— Он меня замуж зовёт.
Саша смеялся.
— Ты сошла с ума? Он же старый.
— Ему всего тридцать семь.
— Всего?
— Что ты ко мне пристал?
— Ты ведь несерьёзно? — Саша сел на край кровати, прикрылся одеялом.
— Почему ты так думаешь?
Лиля уже одетая, поправляла макияж перед зеркалом. Обернулась и посмотрела на него.
— Я вполне серьёзно.
— Зачем тебе замуж?
На этот вопрос ей отвечать не хотелось. Даже поморщилась, но сказала:
— Потому что он меня любит. Потому что он влиятельный человек, он сможет дать мне очень много.
Гурин нахмурился.
— Спонсор, что ли?
— Не надо мне хамить. Это тебе хорошо. Тебе при необходимости родители помогут, — она обвела рукой спальню в его новой (отдельной от родителей!) квартире, которая появилась совсем недавно. — А мне нужно самой устраиваться. Я слишком много хочу получить от этой жизни, и чудес не жду.
Гурин выслушал её, помолчал, затем поинтересовался:
— А он… вот тот, не против, что ты на сторону ходишь?
Эти слова её разозлили. Саша видел, как на щеках вспыхнул румянец, а взгляд метал молнии, словно это он, Гурин, был виноват во всём.