Перевязав рану найденными в сумке бинтами, Леший довольно ухмыльнулся. В такие минуты он привычно радовался, что в окрестных местах водились только волки да лисы. Если уж их радиация превратила во всеядных монстров, то страшно было представить, что стало, допустим, с медведями. Чтобы отпугнуть неприятные мысли, Леший принялся копаться в вещах. До сих пор он рассмотрел только то, что лежало с краю, и теперь полез вглубь повозки. Снял крышку с ближайшего ящика – заботливо прикрытые картоном, в нем покоились банки с консервами. Рядом лежал мешок, набитый разномастным тряпьем, в нем он копошился недолго, тут же заглянув в соседний сверток, а потом в картонную коробку рядом. Замечательным находкам не было счета, и Леший даже позволил себе громко рассмеяться, выуживая из очередного свертка почти новый, невероятно острый нож.
Неожиданно из самого угла повозки, как будто ответом на смех, раздался тихий неясный звук. Уловив это своим чутким слухом, Леший моментально замолчал и повернулся к его источнику, начиная ощущать смутное беспокойство. Где-то он уже слышал подобное, вспомнить бы только… Звук повторился, громче и протяжнее. «У-у-уа…». Как раз в этот миг в голове всплыло нужное воспоминание, и лесной житель с ужасом почувствовал, как его прошибает холодный пот. У самого борта повозки кучей были свалены какие-то тряпки вперемешку с застиранными чуть ли не до дыр пеленками. Одна из них неясно шевельнулась. Сомнений не осталось, и Леший, осторожно подойдя, приподнял ее. Это и впрямь оказался ребенок, совсем маленький. Увидев нависшую над собой косматую башку, он сейчас же разразился жутким ревом, который показался Лешему гораздо страшнее голосов хищных мутантов. Мутанты были понятными и предсказуемыми, а вот как обращаться с грудными детьми лесной человек имел очень размытые понятия. Хмурясь, от раздирающих барабанные перепонки криков, он осторожно извлек пеленку с ребенком из кучи тряпья и, прижав к себе, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Плач постепенно затих. Леший облегченно вздохнул, плавно опустившись на ближайший ящик. Нужно было делать что-то, искать выход из положения, но никаких дельных мыслей в голову, как назло, не приходило.
Из тряпья ему удалось соорудить подобие рюкзака на спину, в котором он и таскал ребенка почти весь день. За это время он успел перетаскать к берлоге часть вещей из повозки, выпотрошить и освежевать туши убитых вервольфов и наконец, оттягивая до последнего момента, перетащить тела убитых людей на найденный в кибитке брезент. Что делать с ними дальше, Леший не знал. Как не искал он, но среди вещей не нашлось никакого оружия, только видавшее виды охотничье ружье, выстрел из которого он и слышал возле берлоги. Сложно было представить, что двигало людьми, перебиравшимися через практически непроходимые, кишащие хищниками заросли без серьезного оружия, да еще и с маленьким ребенком. Были настолько наивны? Или бежали от еще более страшной напасти?
Раздумывать над этим вопросом долго не пришлось – острый нюх лесного жителя начал чувствовать до крайности неприятный запах, а малыш за спиной громко заплакал. В очередной раз проклиная все на свете, Леший стащил со спины импровизированный рюкзак, двигаясь очень осторожно, чтобы не задеть ребенка длинными когтями. Первая догадка оказалось верной. Выискивая в мешке с тряпьем что-нибудь более или менее чистое, Леший чуть не плакал, шепча все ругательства, которые только удавалось вспомнить.
Сидя ночью в берлоге, Леший прижимал к себе ворох из пеленок и прислушивался к непривычному посапыванию. Ребенок заснул совсем недавно, видимо, совсем умаявшись. В голове вертелись самые неприятные мысли одна другой хуже. Что делать дальше? Чем кормить ребенка, тем более такого маленького? А что если он замерзнет здесь? И когда в следующий раз придется менять ему пеленки? В непроглядном мраке своей первобытной землянки лесной человек размеренно покачивался на корточках, укачивая сладко сопящего малыша, и думал, думал…
Всю ночь он не смыкал глаз, и как только на улице стало светать, он принялся за дело. В свертках, взятых из повозки, нашел первые попавшиеся, вроде как подходящие ему вещи, завернув ребенка от холода в шкуры вервольфов, и забрав новый острый нож, пошел к ручью умываться и стричься. Через полчаса он уже выглядел совсем как раньше, до Взрыва, разве что одежда была какой-то нелепой, да торчали в разные стороны нечесаные и косо обрезанные волосы и борода. Собрал в сумку все личные вещи, новый нож, пять банок мясных консервов на всякий случай. Внимательно посмотрел на карту, прикидывая маршрут, спрятал ее в карман штанов. Бережно поднял на руки только что проснувшегося ребенка и выбрался из берлоги.
Дорога заняла всего-то часа три, и Леший испытал облегчение, увидев за знакомым бетонным забором столб дыма от костра. Всю дорогу он беспокоился, что поселение окажется брошенным и людей он теперь никогда не найдет.
Обойдя забор по периметру, нашел ржавые металлические ворота, и, собравшись с духом, громко постучал.
Поначалу здоровенный мужик - караванщик с не звучным, да и где-то как-то обидным прозвищем Конопатый ничего не заметил. Некогда было по сторонам вертеться – погрузка товаров в самом разгаре и раздолбаи – грузчики так и норовили порезче закинуть на дрезину ящики с надписью «Осторожно! Стекло!». Конопатый порыкивал, раздавая направо и налево пинки и затрещины, а то и голос подавал: «Хер вам, а не двадцать патронов на рыло!». Грузчики огрызались в ответ, но ящики теперь ставили гораздо аккуратнее.
Улучив свободную минуту, Конопатый достал из кармана пачку самопальных сигарет и даже прикурить успел, и вот тут только обратил внимание, что вроде копошится кто-то у мешков. Присмотрелся и сигарету изо рта выронил от такой наглости. Пацаненок – маленький, худой, вместо одежды тряпье какое-то – натужно сопя, пытался вытащить из кучи один мешок. «Совсем охерел!» - взбеленился караванщик, подскакивая и хватая ребенка за шиворот. Мелкий даже не взвизгнул, только быстро-быстро замахал руками, тыкая пальцем то в злополучный мешок, то на дрезину караванщиков. Грузчики за спиной Конопатого заржали хором. «Вы это, не трясите его сильно, он это типа помогает» - давясь смехом, объяснил один из них.
Конопатый осторожно опустил мальчика на землю, после вспышки ярости становилось стыдно. Снова оказавшись на полу, мальчик убегать куда-то не спешил. Так и стоял, задрав голову вверх и рассматривая караванщика. Как тому показалось – с обидой или укоризной. «Ну, прости, мелкий, - заговорил Конопатый, опустившись перед ребенком на корточки. – Не разобрался дядя. А ты молодец, прям как взрослый. Может, хочешь что-нибудь? Ну, как за труды?». Пацаненок молчал. «Патронов или консервы?» - не унимался Конопатый, чувствуя, что сгорает от совсем не свойственного ему стыда. «Да он вам не скажет ничего – немой. – Объяснил кто-то из грузчиков. – Это Маринки сын, шалавы нашей местной.» «А, вот как…» - вполголоса откликнулся караванщик. Сказать на это было явно нечего; история совсем не редкая, и никого это не касается и никому это не нужно, но если с ней носом к носу столкнуться – по-любому пронимает. Ребенок вроде обыкновенный, лет шесть на вид, кожа бледная, волосы светлые, как и все детишки, что уже в метро на свет появились, а вот глаза совсем не детские – серьезные слишком. Так же не по-детски серьезно осмотрел поданную ему банку консервов, поставил в стороне и снова взялся за мешок. Конопатый хотел, было, на него внимания не обращать, но так и не смог.