Спасибо тебе. Ты улыбаешься. Ты устала. И я всё равно люблю тебя. Я верю в нашу дружбу. Это - единственное, во что я верю. Ты даже выходишь проводить меня до остановки. Но я знаю, что ты больше никогда не будешь меня ждать. Но место будет. И это ужасно, ведь это место принадлежит тебе. Но лишь до тех пор, пока жива ты. Или пока жив я.
四
Для моего тела больше не было места; мне надо было пока найти место для моей души; и я бродил, проклиная себя за свои знания. Я знаю слишком много, чтобы уметь это использовать. Я знаю слишком много, но это не помогает; я - беспомощный бог, презирающий собственную жизнь. Cлишком много учил вселенские, запрещённые, законы, те, что за гранью - да, по своей воле, но что в итоге дало это? Вокруг лишь те, кто не знает и десятой части того, что известно мне, но почему - они такие счастливые, наивные; обмануть их чтобы - достаточно одного взгляда, но зачем? Почему они улыбаются и удивляются почему так несчастен я? Ах, если обмануть их так легко, то почему не обменять у них свои знания на счастье?
Мне показалось так, а потом я решил иначе; потому что так; и так было легче. Потому что это был тот момент, когда всё равно. Хватит. Всё мертво. Все умерли вокруг, и потому на лицах у них улыбки. Мои воспоминания мертвы, и потому к ним так приятно возвращаться. Спасибо, Смерть! Я люблю тебя. Ты даёшь мне всё. Я знаю, что когда паду в твои объятья, то буду вечно счастлив с тем, что умерло здесь давно уже, и живо лишь для меня. И хоть и знания мои бесполезны здесь, они, я верю - но это пока вера одна лишь - пригодятся там; с другой стороны.
Ходил по местам, в которых любил; вот место, где живёт та, которую я любил, и вот место, где я говорил с той, которую любил; сейчас здесь всё это покрыто густым слоем гуталина, в который могу нырнуть только я; все остальные - вне этих мест; и я тону, и рад бы утонуть там, но жизненная слабость вытягивает меня обратно; ждал слишком долго, и слишком долго боялся быть незваным гостем. Но извини, меня, Смерть, и скоро прими.
Я знаю, что как и сейчас - я обещаю - я буду возвращаться к той, кто для меня друг, и к той, которая воплощает собой вкус мазохизма. Знаю - им обеим плевать, но всё же - так. И как при жизни я прохожу мимо ваших домов, два моих милых ангела тьмы, смотря, горит ли свет в ваших окнах; щёлкая зажигалкой, надеясь, что вы поймёте, что это я, и может, что вам даже станет вдруг страшно - так будет при смерти, я клянусь.
В тот вечер я пришёл в свою смердящую квартиру, и увидел, что в ванной лежит моё гниющее тело.
Друг
Я хочу поблагодарить тебя, милая, за то, что ты тут, рядом.
И не всегда у меня получается не сердиться и не обижаться по пустякам, но я же прощаю всё тебе; и даже когда говорю про себя, что ни слова больше не будет сказано в твой адрес от меня, что я более не хочу знаться с тобой, я потом прощаю всё. Конечно, ничего тебе не говорю, ведь причины, по которым я могу друга сделать врагом - нелепы порой. Но я принимаю полностью тебя, такая, какая ты есть; и я знаю, что тебе приходится стократ сложнее, чтобы принять меня таким, какой я есть, без усмешек и наигранного снисхождения. И это та причина, по которой ты для меня - настоящий, единственный друг. Это та причина, по которой я спокойно смотрю, как все остальные отворачиваются от меня; но стоит лишь на мгновение представить, что от меня отвернулась ты, как внутри сжимается всё, будто только что зачитали приговор мне; за совершение всего того, о чём я мечтаю порой тёмными вечерами, гуляя под окнами дома твоей подруги. Я смотрю, как от меня отрекаются те, кто раньше считал другом, и кого я сам раньше считал другом, и чувствую, как избавляюсь от балласта, и мне становится легче. А потом я смотрю в твою сторону и говорю про себя: "Главное - ты, останься хотя бы ты". Ведь иначе я потеряю единственного человека, связывающего меня с тем миром, где я был по-настоящему счастлив.
И я знаю, что бываю навязчив; и я благодарю тебя за то, чо ты терпишь и это; и я хочу сказать лишь, что навязчив так потому, что просто рад, что есть человек, которому я неотвратителен столько, что он готов быть моим другом. Стараюсь быть ненавязчивым, поверь мне, пожалуйста. Моя навязчивасть уже сослужила мне злую службу когда-то; но порой слова сами вырываются, а у меня ведь не так много людей вокруг, чтобы поделиться всем, чем хочу; а у тебя этих людей больше, и поэтому ты, наверное, не понимаешь иногда. Но ты всё равно принимаешь и это; и то, что кажется нормальным мне, но не кажется нормальным тебе, ты тоже принимаешь; и ты-то признаёшь все мои девиации, но - за что я благодарен бесконечно - не так, как другие, а по-настоящему, со спокойствием и пониманием; пониманием именно меня, а не девиаций этих. Когда вижу в глазах твоих сомнение и страх, то лицо твоё и действия всё равно говорят мне: "Как знаешь, ты - это ты, и моё Я всегда будет пытаться понять твоё Я, сколь бы сложно не было", а моё лицо отвечает тогда: "Всё хорошо, ты можешь и не пытаться, главное - будь рядом".
И я чувствую уют рядом с тобой, ты для меня - уютный человек. Когда мне было плохо, - а такое было часто - я представлял, что лежу головой на коленях твоих и рассказываю всё; о том, как мне сложно с подругой твоей; как я устал жить; как хочу вернуться в прежние времена; и я даже плачу, и мне становится легче лишь от того, что я представляю это. Но ты не знаешь, конечно. Когда я внезапно заваливаюсь к тебе домой, то вижу недоумение и сержусь опять, как идиот, а потом вспоминаю, что у тебя-то в мире по-другому всё, и что я не должен так; но не могу иначе; и для меня естесственным кажется в любое время суток - дня и ночи - приехать к тебе домой, просто хотя бы для того, чтобы побыть в уюте с моим единственным уютным человеком. Мне немного больно иногда понимать, что я не настолько уютен для тебя, но мне всё равно кажется, что тебе приятно со мной, и это всё, что нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Знать, что тебе приятно рядом, что я для кого-то приятный человек.
Когда стою у окна, любуясь квинтэссенцией насилия и смерти, утопая в гуталине мыслей, захлёбываясь им, зовя на помощь кого-нибудь; иногда появляешься вдруг ты, осторожно, подобно фее, входящая в моё пространство; и даже если в тот момент я был безразличен к тебе или опять рассержен по причине, не известной ни мне, ни тебе, но лишь схизисам моим, я забываю сразу об этом. И обо всём плохом в моей бесцветной жизни вообще, ведь рядом с тобой моя жизнь немного другая. В этот момент хочу скаать: "Спасибо тебе за то, что ты тут, и за то, что ты не бросила такого ненужного меня", но молчу всё равно, ведь боюсь быть навязчивым, и я учусь контролировать это. А когда говорю тебе вдруг: "у меня нет друзей, помимо тебя" или "Мне не к кому пойти более, кроме как к тебе", то тебе кажется, что это акт жалости, а на деле это - акт благодарности и хвастовства. Но последнее время и ты, кажется, уже не очень-то хочешь общаться со мной; и всё реже говоришь мне что-то, и всё реже смотришь в глаза. Поэтому сейчас страшно. И если произойдёт и то, что ты отгородишься от меня, тогда мне придётся попытаться подружиться с самим собой, а это кажется почти невозможным.