IV
Так со мною; но сначала
Долго был страдальцем я,
И в страстях душа моя,
Сиротствуя, погибала;
Ядовитый глас молвы
Обличал позор паденья,
Вдруг, как ангел искупленья,
Предо мной явились вы!..
Нет!.. кипящими мечтами
До того не вознесусь,
Чтоб сказать вам про союз
Со святыми небесами!
Нет! я в звуки не солью
Все, что так для сердца мило,
Что блаженством озарило
Жизнь печальную мою!..
Помню, помню я мгновенье:
Вы слетели, как с небес,
И во мне порок исчез
Будто злое приведенье.
Как туманы, разнеслись
В сердце чувственности смуты,
И страстей презренных путы
То слабели, то рвались;
Отдыхала и светлела
Изнемогшая душа
И, свободою дыша,
В ясных думах закипела;
Дух восторженный нашел
Пищу дивную высоко,
И, развив крылье широко,
Он вознесся, как орел;
От священного элея,
В сердце быстро накипь зла,
Будто ржавчина, сошла,
И надежда, сладко вея
Из надзвездной высоты
На восторги неземные,
Зажигала огневые,
Вдохновенные мечты…
Я загладил все былое
В очистительном огне,
И доступно стало мне
Наслаждение святое:
Рай души воскреснул вновь,
Красотой небес сияя,
И, как радуга цветная,
В нем затеплилась любовь!..
V
Взгляните, любуйтесь, прелестная дева,
Как стихнула буря небесного гнева!..
Не вы ли, не вы ли страдальца земли
Своим появленьем чудесно спасли?
Как скоро свершили мое обновленье:
Таинственный пламень блестящих очей,
Гармония звуков волшебных речей,
И легкое дымки ревнивой волненье,
И эта улыбка, в которую слит
Улыбки небесной пленительный вид!..
Склоните ж, о дева! свой взор вдохновенный
На счастье святое души обновленной;
Вы можете взвесить прекрасное в ней:
Чиста, непорочна прелестная младость,
Как мысль вдохновенья, как детская радость;
Взгляните ж мне в душу душою своей!..
Там все, что нам красит земное изгнанье:
Поэзии пламень, святая любовь,
И гений надежды, и гений мечтанья
С пленительной вязью нетленных цветов!..
* * *
Так, прелестная моя спасительница, так совершилось мое перерождение!.. Я узнал новую, прекрасную жизнь; но вы, поддержите ли вы меня на этом скользком пути своею любовью?.. Вы вздыхаете… вы не говорите мне ни слова…
И молчанье это я
В знак приму согласия,
Но какая ж тут, друзья,
Вышла котовасия!..
Вот, видите ль, в чем дело…
Когда Поэзии фиал
Мне подал Гений вдохновенья
И я рассказывать вам стал
Про чудеса перерожденья,
Про ужас гибельной грозы, —
Я как-то встретил очи девы,
И что ж?.. о выраженья!.. где вы?..
Я видел там жемчуг слезы.
Как я доволен был собою!
Как был признателен к судьбе!
И, одураченный мечтою,
Вот я и думаю себе:
Ага! что значит сила речи!..
А это… говорить ли вам?
А это ногорели свечи,
Так стало тяжело глазам…
Пора и мне не быть повесой,
Подумал я и снес удар:
Спокойно снял себе нагар,
И снова занялся пиесой.
Читаю, кончил наконец,
Услышал вздох и жду ответа;
Но каково же для Поэта?
Как я не умер, мой Творец?
Как обмануться так позорно?..
Я весь в мечтаньях утонул,
А он, мой ангел, он — уснул!
Да, он уснул, прошу покорно!..
Может быть, иной скажет, что в этом рассказе чрезвычайно мало ориентализма; как быть! Я бы и готов продолжать, но, сами посудите, можно ли потревожить прелестную Катиньку?.. Разойдемтесь-ка лучше, господа! меня и самого что-то клонит ко сну…
Послушай, Моисей! Погаси-ка свечку, да пожалуйста, не стучи, как лошадь: ты этак разбудишь мою Катиньку. — «Какую, сударь, Катиньку? Здесь, кажется, никого не видно». — Глупец! разве ты не слышал ее гармонического голоса?..
— «Да голос ваш совсем не женский,
А он один и слышен был». —
Ах, виноват! я и забыл,
Что ты, брат, олух деревенский.
Где ж тебе увидеть этот священный призрак! ступай и спи!.. Э… о… о… а… о… а… ах! Господи, прости мои согрешения!..
Вот в ваши миленькие руки
Моя пиеса: что она
Не коротка и не длинна,
Я Музу приведу в поруки,
И я желаю, чтоб она
Вас заняла порой от скуки.
А знаете ли, на сколько бы хороших строк я помирился?.. О! в каком был бы я восторге, если бы вам понравилось
По пяти на сто, по пяти на сто!
И тогда хоть для пробы
Написал я еще бы;
А не то — басто! а не то — басто!
Примечание к изданию фрагмента «Рассказов сибиряка»
(1972 год)
<…> Ход повествования в книге, состоящей из пяти рассказов и послесловия, направляется по двум тематическим руслам: легкая, шутливая болтовня автора с воображаемой возлюбленной по имени Катенька перемежается изложением начал буддийского вероучения Шакьямуни, местами довольно серьезным, местами сбивающимся на тон водевильного куплета. Н.А. Полевой, в сочувственной рецензии на «Рассказы сибиряка» подчеркнувший наличие в них сатирических мотивов, отметил, что форма книги не нова: «Еще во льдах классической поэзии Демутье и Эме-Мартен воспевали шутливым слогом предметы важные, серьезные: первый — мифологию, второй — физику… г. Соколовский также шутя описывает предмет чрезвычайно важный, веру Шиге-Муни; он так же обращается к даме, как и Демутье и Эме-Мартен, и сыплет мадригалы в стихах и прозе» («Московский телеграф», 1833, № 16, с. 434).
B.C. Киселев-Сергенин
Текст и пояснения печатаются по источнику:
Соколовский В.И. Рассказы сибиряка. — М.: В типографии Лазаревых Института восточных языков, 1833.
Примечание B.C. Киселева-Сергенина печатается по изданию: Библиотека поэта. Поэты 1820–1830 х годов. — Л.: Советский писатель, 1972. — Том 2. — С. 721–725.
1833