Рассказы сибиряка

В настоящее время Шагя-Муни, как Шикеафо нашей вселенной, сосредоточив в себе всю возможность власти общего управления над существующими теперь мирами, приятельски поделился с другими бурханами относительно частей. Так, например, бурхану Мандари и будущему преемнику его Мандзошири он препоручил наблюдать, чтобы в мире шло своим порядком; бурхан Хурмуста должен хлопотать о благе всех тварей; грешники сдаются на руки Эрлык-Номун-хану; Очирбани заведывает бурями, метелями, ураганами и т. д.

У бурханов, которые начальствуют над водою во всех возможных ее изменениях, состоят в распоряжении ужасные драконы. От нечего делать водяные цари позволяют им гулять по поднебесью: тут-то пир горой!.. Эти чудовища летают так быстро, что следом за ними вспыхивает огонь, а нам кажется, что это зарница или молния;

Когда же, разыгравшись часом,
Впотьмах, разгулье дождевом,
Они ау затянут басом —
Мы думаем, что это гром.

Дно океана есть зимняя квартира этих чудовищ. Благополучно царствующие ныне богдо-ханы Манжуйской, Данчинской (то есть воинственной) династии признали изображение их своим гербом. Ад…

Ах, Боже мой! да что за чудо!
Со мной всегда одно и то ж:
Опять проклятая простуда, —
Вот так и пронимает дрожь! —
«Да вы не ада ли боитесь?» —
Нет! что вы?.. Боже сохрани!
Но, видите ль, какие дни.
Так я, уж вы не осердитесь,
Здоровье чересчур любя,
Я плащ накину на себя.

Итак, ад, или царство Таму, разделяется, по мнению последователей шагямунизма, на 16 отделений.

Так, например, у них в одном
Согреют грешников огнем;
В другом морозом их прошколят;
А там, от скуки, попилят;
А там хоть рад, или не рад —
Держать диэту приневолят.

И так далее…

Но кто ж придумал, наконец,
Шестнадцать этих отделений? —
Он, верно, был в добре — глупец,
А в злости — превосходный гений.

Там-то Эрлык-Номун-хан покажет себя! Главное, он озаботится тем, чтобы грешные монголы раскаялись в прежних своих проказах; но я бы сказал этому Эрлыку-Номун-хану:

«Послушай, мой почтенный князь,
Твоих трудов мне, право, жалко:
Я что-то не слыхал родясь,
Чтоб кто разнежился под палкой».

У Эрлыка-Номун-хана, так же как и у Плутона, прехорошенькая жена… «Сделайте милость, растолкуйте мне этот миф»…

Тут я бы мог кончить мой третий рассказ, но совесть моя заставляет меня сделать наперед поправку в первом. И знаете ли, до кого касается моя ошибка?.. До вас… Вы удивлены? Однако ж, к несчастию, я говорю правду… Не знаю, чего я должен ожидать: гнева или милости?.. Я думаю, гнева… Нет! вы ангел — и виноватый ожидает пощады.

Простите несчастливца вы,
Он вас слезами умоляет,
А ведь повинной головы
И даже меч не отсекает…

— «В чем же дело?» — Вот в чем, прелестная Катинька; когда говорил я на 11 странице о ваших глазах, мне пришло на мысль выразиться: «я верю этим небесам!»… Признаюсь, тогда я точно твердо был уверен, что у вас голубые глаза. Я рассказывал всем знатокам, любителям и ценителям изящного, что небесный цвет ваших очей несравненно лучше настоящего небесного цвета.

И что ж?.. не дальше, как вчера,
Собравшись видеть вас с утра,
Я ждал вас у священной двери,
Как будто греховодник Див,
Влюбленный в миленькую Пери;
Я был тогда ни мертв, ни жив;
Вдруг вы в толпе других явились,
Ваш взор был грешнику гроза:
Я вспыхнул весь, мои глаза
К земле невольно опустились;
Но укрепил меня мой Бог:
Я робость в сердце перемог,
Таинственно о светлой цели
Какой-то голос мне шепнул,
Я прямо в очи вам взглянул —
Они сияли и чернели…
Взглянул — и не видал потом
Того, что делалось кругом.
Все эти лица и одежды,
Вся этой смеси пестрота
Была, как темная мечта
Пред светлым призраком надежды;
Весь этот гул пустых речей,
Бесцветных, приторных желаний
И шум приветов и лобзаний
Я пренебрег душой моей.
Толпа безумно лепетала
Урок приличий заказной
И неприметно за собой
Вас, милый ангел, увлекала.
Я был недвижен, я грустил…
И безотчетливо за вами
Своими скорбными очами
В немом раздумий следил.
Вдруг с кем-то вы от всех отстали,
И очи, полные огня,
Вы устремили на меня
И будто тайну узнавали:
Скрепясь, я чудно устоял
Против сего огня святого,
Но вы еще взглянули снова

[4]

Видите ли, прелестная Катинька, как затруднительно бывает мое положение, когда я осмеливаюсь к вам приближаться… Видите ли, что только один особенный случай открыл мне, что у вас не голубые, но очаровательные черные глаза… Между тем это было четвертое наше свидание, что же мог я увидеть в первые три?.. Я так неожиданно вас нашел! я был так обрадован! так ослеплен! одним словом…

На вас не мог взглянуть я смело,
Я счел, что вижу все во сне,
Да и до глаз ли было мне,
Когда в моих глазах темнело.

Неужели и после этого вы не простите мне моей ошибки?.. Вы прощаете?.. Я в восхищении!.. Однако ж,

Хоть я смеюся и шучу,
Но сквозь мишурность прибауток
Серьезно я сказать хочу,
Что я влюбился в вас без шуток.

Рассказ четвертый

«Да долго ли у вас, скажите,
Порожняком мирам стоять?»
— А вот я стану, погодите,
Их помаленьку заселять.

За несколько сот тысяч веков… Помилуйте,

«Ведь это ужас как давно!»
— По-моему, так это мало;
К тому ж для нас не все ль равно:
Все что прошло — пиши пропало!

4

неразборчиво в тексте. — Ред.