Да, понимаю, сколько можно ужинать, пришло время для другого. Вот почему я сказала, если хочешь, пойдем к тебе. Но как только мы ступили на порог, я поняла, что не смогу. Все эти предметы в твоей квартире! Для меня здесь не было места. Во время ужина все было проще — не так интимно. А тут — не знаю, лучше, наверно, было бы пойти в гостиницу, там, возможно, все было бы по-другому. Как в ресторане: пришел и ушел. А тут был твой дом. Все эти безделушки на стенах, которые вы с женой привозили из путешествий. И еще ты показал мне детскую. Вот это была ошибка, сам понимаешь. Знаю, что оба ребенка у тебя уже взрослые и живут отдельно. Но комната их ждет. Они могут вернуться в любой момент. И что я тогда буду делать?
Мне стало тяжело, когда ты заплакал. Я бы с радостью тебя утешила, но не могла. Да, знаю, что ты меня любишь. И я тебя. И мне очень жаль, потому что ты — порядочный человек. Другие не постелили бы мне в гостиной. Но я и правда не могла. Не могла спать. Слишком много вещей. Книги, которые определенно не были твоими. Музыка, которую ты не слушаешь. Это для меня чересчур, прости.
И еще я думаю, ходить с тобой ужинать я больше не смогу, по крайней мере, некоторое время. А чем нам еще заняться? Ты не обижаешься? Ты ведь понимаешь?
Странно просыпаться в незнакомой квартире. Вглядываешься в женщину, лежащую рядом. Как ты сюда попал? Не мог же прямо в поезде ее подцепить. Она еще, кажется, Коэльо читала. Оказывается, мог. Ты сейчас у нее. Она спит. Прислушиваешься: дышит. Ужасно, если бы не дышала. Кому тогда звонить? Как объяснить? А так все в порядке. На полу остатки вчерашнего ужина, закуска, выпивка. Надо убрать, сделать что-то полезное, тебе ведь было хорошо ночью, говорили вы немного, все произошло без слов. Но территория незнакомая. Как сортировать отходы? Раньше о чужих квартирах ты мог судить по книгам и пластинкам. Куда бы ни пришел — быстро пробегал взглядом по шкафам. И все становилось ясно. Теперь осмотр ничего не дает — книги и музыка везде одинаковые. Теперь все дело в мусоре. Куда выбрасывать бумагу, куда стекло, куда органические отходы? Начинаешь искать, заглядываешь под раковину — ведро только одно. Без вариантов. Тихо надеваешь ботинки.
Каких только не случается историй. Вот одна из них. У тебя есть жена, дети, работа, машина, есть дом в пригороде. Похоже, ты и умрешь счастливым, твои дети будут плакать на похоронах и даже соседям будет жаль, что тебя больше нет. Однажды вечером, когда угасают последние лучи света, ты едешь домой, едешь не быстрее, чем обычно, и вдруг раздается хлопок, потом удар. Ты ничего не видел, только тупой удар о машину. Тормозишь, выходишь, смотришь, что случилось. Под машиной лежит ребенок лет семи-восьми, тебя дома ждет такой же. Он вполне мог оказаться на месте этого. Лежит без движения. Под головой растекается лужа крови.
Ты кричишь, наклоняешься, ищешь пульс и не находишь. Озираешься — никого, улица пуста. Ты ездишь здесь каждый день, но никого не знаешь, просто жилой квартал, серый и тихий. Никто не выглянул, в окнах свет не горит.
И что теперь? Что делать, если случилось такое? Если бы ребенок стонал, было бы проще. Положил бы его в машину и отвез в больницу. Или вызвал «скорую». Но ты видишь, что спасать некого. Немного придя в себя, замечаешь, что уличные фонари не горят. На дороге ни одной машины. Оглядываешься вокруг, не идет ли кто, не скрывается ли за мусорными баками, подглядывая. Нигде никого.
Ты хочешь позвонить, но кому? Твой телефон неожиданно разрядился, и ты вдруг понимаешь, что, даже если бы он работал, никто все равно не ответит. Еще раз осматриваешь ребенка. Кажется, он там лежит уже вечность, лицо побледнело, кровь под головой высохла. Опять оглядываешься, кажется, что дома на улице подрагивают, асфальт трескается, на ночном небе появляются провалы, в которые вот-вот начнет ускользать пространство. В руке ты все еще держишь ключи от машины, смотришь на них, на свою машину и понимаешь, что она больше не двинется с места. Роняешь ключи, они медленно падают в темноту, и ты не удивляешься, не услышав стука металла об асфальт. Вокруг ни звука. Не лают собаки, не шумят телевизоры, не звонят телефоны. Ты снова наклоняешься к ребенку. Он стал еще меньше и суше, ты смотришь на свои руки и ждешь, что они тоже начнут трескаться. Думаешь: у меня была жена, дети, казалось, что я и умру счастливым. Теперь все изменилось. Не все истории заканчиваются счастливо. Это одна из них.
Войдя в комнату, я посмотрел на визитку, которую дал мне дежурный администратор. Там была картинка, номер телефона и надпись на непонятном языке.
Я набрал номер. Ответила женщина. Мы тут же перешли на английский.
— Мне как-то одиноко, — сказал я. — Вы не заглянете в мой номер?
Женщина долго молчала.
— Вы уверены, что знаете, кому звоните? — сказала она наконец.
— Ну, на визитке есть изображение. Разве это не вы?
— Я, но вы прочитали, что написано ниже? Слова имеют значение. Видимо, не прочитали.
— Нет, не прочитал.
Я не знал, что делать дальше.
— Так чем мы можем заняться?
— Я выслушаю вашу историю, — сказала она.
В висках застучало. О чем-то подобном я уже где-то читал, и, если правильно помню, ничем хорошим это не закончилось.
— У меня нет истории.
— Конечно, есть, у всех есть. В противном случае вы не были бы в этом отеле.
Я не верил собственным ушам. О том, почему я здесь, я уж определенно не расскажу…
— Но, может, вы все же придете ко мне в комнату? — сделал я попытку. И почувствовал, как она покачала головой.
— Мой номер у вас есть. Звоните, когда хотите. Я вас выслушаю.
Выслушаю? Я отодвинул телефон на край кровати, он вызывал отвращение. Зачем кому-то слушать то, что случилось с кем-то другим, абсолютно ему неизвестным? Ради денег, конечно. Отвратительно. Опять деньги. Все покупается, все, кроме…
Я сижу в своей комнате. Внизу, на улице бурлит жизнь. Я должен встать, должен выйти туда, к людям, уговариваю я себя. Но не встаю. Кручу в пальцах визитку и думаю, с чего начать. Какая фраза будет первой. Важно правильно начать. Слова имеют значение.
Он был из тех мужчин, что выходят из дому за газетой и не возвращаются. Я долгое время не знал почему. Теперь понял. Потому что он должен был встретить ее. Сейчас он готов вернуться. Вместе с ней. Только она с ним ехать не захотела. Нет, она сказала по-другому. Хочу, но не могу. Он ее не понял. Если сильно захотеть, способ найдется. И подумал, что она просто не разобрала, что он сказал. Хотя он говорил медленно, простыми фразами. И обещал купить ей билет, платья, туфли, такие же как на фотографиях, вырезанных из журналов. Но она не согласилась.
Однажды вечером, когда тропический дождь быстро превратил улицы в грязное месиво, так, что они не могли выйти поужинать, она сказала ему, что ее просто не существует. Как не существует? — спросил он. Конечно, ты существуешь, а иначе кого же я все эти ночи чувствую рядом. Рядом с тобой существую, а на бумаге нет, сказала она, у меня нет паспорта, я не могу уехать. Нет, так сделаем, сказал он, я все устрою, и мы уедем. Она покачала головой. Не получится, у меня даже свидетельства о рождении нет, отец и мама меня не зарегистрировали, у нас в деревне никто этого не делал, это не имело значения, кто же мог предположить, что я уеду. А теперь, когда родителей больше нет и нашей деревни, где все меня знали, тоже нет, слишком поздно оформлять документы, здесь, в городе, меня знаешь только ты и то под другим именем, свое настоящее я изменила, чтобы наши деревенские не узнали и не было повода для сплетен. Но вообще, какое все это имеет значение, сказала она и посмотрела в его удивленные глаза. Мы здесь, мы вместе, мы живы, чего же еще желать? И правда, живы, спасибо тебе, бумага, подумал он и нащупал в кармане пачку банкнот, уже зная, что билет домой он опять не купит. В киоске его, как всегда, ждали газеты.