— Была одна история, которую я, наверное, никогда не забуду. А началось все в читальном зале Британского музея.{75}
— Британского музея? — переспросил я.
— О да, — ответил Рипли. — Если когда-нибудь кому-либо поручат найти наших самых опасных врагов, это отличное место для такого дела. Мало кто из них не приходил туда в свое время и не сиживал там часами. Так они и делали. Приходили и читали. И находили там все, что нужно. Там-то все и началось: кто-то подслушал, как беседовали два таких типа, а такое не часто случается.
— И о чем они беседовали? — спросил я.
— Об убийстве, — ответил он. — Только это их и волновало. Убийство крупного масштаба.
И поскольку его внимание вновь отвлекли бобовые грядки, я спросил:
— О ком идет речь?
— Приехали они все из Швейцарии, — сказал он. — Но больше интересовались Россией. Они не были швейцарцами, и не думаю, что они были русскими. Происхождение их мне не известно, однако к нам они прибыли из Швейцарии и замечены были в Британском музее, где кое-что из сказанного ими было случайно услышано. Но для своих убийственных тем они предпочитали встречаться в одном подвале в восточном Лондоне, как раз туда меня и направили за ними следить. Разумеется, собирались они не в дневные часы. В итоге все это дело растянулось почти на год. Я туда попал через их английских последователей и через них же планировал изучить внешнее окружение подозреваемых, если таковое имелось. Их было девять, — девять человек, изучивших специфику убийства, как производитель инсектицидов изучает мошек и червячков. И на протяжении всего этого времени я понемногу осваивал язык той страны, из которой якобы приехал, чтобы понимать случайные фразы, вдобавок я пытался имитировать правильный акцент. На первый взгляд, это самая трудная часть дела, и вряд ли достижима за год. Но все складывалось удачно. К счастью, эти люди общались по-английски, а что до акцента, то оказалось достаточным безукоризненно произносить две-три фразы, что я время от времени и делал. Страна, из которой я будто бы приехал, была одной из стран, ранее входивших в понятие «Всея Руси». Какое-то время отнял у меня процесс внедрения в ближайшее окружение, а позволения быть посвященным в саму церемонию пришлось ожидать значительно дольше.
— А что это была за церемония? — поинтересовался я.
— Это была такая штука… — сказал Рипли, — такая штука… — В этот самый момент он сосредоточился на втыкании очередного колышка для турецких бобов. — В общем, это была некая церемония, — продолжил он, — и после нее я стал полноценным членом их великого сообщества убийц. Наши встречи обычно проходили в одном из подвалов в восточном Лондоне. Чаще всего мы обсуждали массовые убийства: как устроить смертоносный пожар на улицах города, и в какое время дня лучше всего это сделать. Для начала не в Англии. Они планировали устроить это пока за границей. Все это было очень-очень давно, когда русский царь был еще жив. В магазине некоего иностранца была лестница, ведущая в подвал, в комнату с длинным столом и десятью креслами. В ней мы обычно сидели и беседовали об убийствах. Там всегда было тихо, наши встречи проходили только после закрытия магазина, и этих разговоров не слышал никто, кроме владельца магазина, а тот не возражал. Дела мои шли хорошо, я наладил со всеми отношения, научился говорить с ними на одном языке, иногда вставляя фразы на языке той страны, из которой я якобы приехал, и с правильным акцентом. И, конечно же, обо всем услышанном докладывал. Я пребывал в полной уверенности, что все идет по плану. Президент общества убийств возглавлял собрание, и мы обсуждали, как сделать так, чтобы правительство обрело должный авторитет, и пришли к выводу, что для начала надо заставить всех бояться, а достичь этого можно было бы, послав на главные улицы крупных городов вооруженных людей, как раз в то время дня, когда женщины ходят по магазинам, и пусть военные весь день палят без передышки. Я со всеми соглашался, и все шло замечательно, к моменту окончания собрания мы достигли полного понимания и уговорились встретиться на следующий день. Поэтому я был более чем удивлен, когда на следующий день все расселись, президент занял свое место, а потом встал и неожиданно произнес четыре слова: «Товарищи, среди нас — шпион».
Я решил, что лучше всего изобразить крайнее удивление. Но, слава богу, вначале оглядел присутствующих и заметил, что удивлены не все. И я решил выждать время, чтобы выработать свою линию поведения.