— И затем как-то раз отправился я в картинную галерею. Забавно, каким образом нас посещают свежие идеи. Я заметил, что большинство художников подписывают свои картины. И задумался, что было бы, если бы Брикс подписал свое, так сказать, произведение. А ведь он-таки его подписал: его подпись скрывалась в краске медного цвета, покрывавшей свинцовую пластинку.
— Его подпись? — удивился я.
— Даже лучше, — сказал старый сыщик. — Отпечаток пальца. Такое не подделаешь. Впрочем, это не слишком мне помогло. Отпечаток пальца трехлетней давности, который на влажной краске мог оставить кто угодно. Тем не менее, это сыграло свою роль. Поскольку я был абсолютно уверен, что это дело рук Брикса, мне всего-то и нужно было снять отпечаток его большого пальца.
— Как же вы это сделали? — спросил я.
— Ну, знаете ли, у нас есть свои способы, — сказал старый детектив. — В итоге у меня их была целая дюжина. И в результате мы его повесили.
Старый Рипли склонился к своим кентерберийским колокольчикам, а я продолжил свою прогулку.
УБИЙСТВО В НЕЗЕРБИ-ГАРДЕНС
Однажды, по пути из Ист-Энда в Блэкфрайрс,{76} где я собирался сесть на поезд, выдалось у меня полчаса свободного времени, как раз я проходил мимо Иннер-Темпла,{77} и решил заглянуть к Чарлзу Стентеру. Те, кто учился с ним вместе во «Всех Ангелах»,{78} вряд ли хорошо его помнят. Он был таким молчаливым, как будто копил силы, позволившие ему впоследствии так прославиться на поприще адвокатуры, в то время как прочие растрачивали свои таланты и, блеснув, как метеоры, как некие мимолетные искры, канули затем во тьму. Воскрешая в памяти те забытые имена, я вспоминаю блестящую компанию. Не спрашивайте меня, кем они были, потому что миру они не известны. И все же я уверен, они были великолепны. Во-первых, они обладали молодостью, а некоторые — и прочими достоинствами. В общем, мало о ком из них сейчас можно что-либо услыхать, и среди этой когда-то великолепной компании Чарлз Стентер казался неприметным. Это сейчас он сделал карьеру настолько блестящую, что не могу припомнить ни одного проигранного им дела. А дела у него были трудные, многие из них с убийствами. Я бы сказал, с сомнительными убийствами.
Итак, надумал я повидаться с ним, позвонил в звонок, горничная проводила меня внутрь, и вот я увидел Чарлза Стентера в кресле у камина. Он встал и радушно меня приветствовал.
Вначале мы поговорили о добрых старых временах во «Всех Ангелах», о ярком сиянии многих пропавших втуне амбиций. А потом я сказал:
— Думаю, у тебя масса интересных дел.
— Да нет, не все они так уж занимательны, — ответил он. — Некоторые чрезвычайно скучны. Но есть кое-что интересное. — И он указал на гору бумаг, придавленную тяжелым аметистовым пресс-папье. — Это про городскую канализацию и воду, которой она снабжается. Мы выясняем, откуда поступает вода, и если удастся доказать, что она стекает именно с холма, на который указывают мои клиенты, то мы сможем получить судебное предписание против компании, которая отводит эту воду с целью получения энергии, то есть электричества. Все дело будет основываться на дарственной Карла Второго, о наличии которой у нас другая сторона и не подозревает. В этом деле уйма законодательных нюансов, которые представляют огромный интерес.
— А много было дел, связанных с убийствами? — спросил я.
— Как раз собираюсь приступить к одному, — ответил он.
В эту минуту в комнату вошел помощник Чарлза.
— Где документы по делу Плобера, Смерджин? — спросил Чарлз.
— Вот, сэр, я полагаю, — ответил Смерджин.