Но дольше, чем нужно мне для обретения прежней силы и ярости, я отсутствовать не могу, и на восходе солнца, ощутив, что руки мои сильны, а ноги способны твердо стоять на дне Океана и легко сгибаются в коленях, возвращаюсь я, дабы вновь вступить во владение водами Пролива и сторожить проход к Дальним Морям еще сто лет. Потому что боги ревнивы и не хотят, чтобы люди добирались до Счастливых Островов и обретали счастье. Ибо у богов счастья нет.
УРАГАН
Однажды поздним вечером сидел я на высоком холме и смотрел с обрыва вниз, на угрюмый, мрачный город. Весь день он пятнал дымом и копотью священную лазурь неба, а теперь грохотал и сверкал мне снизу в лицо жерлами раскаленных печей и окнами фабрик. Внезапно я ощутил, что я здесь не единственный ненавистник этого города: неподалеку возник гигантский силуэт Урагана; потрепывая по дороге цветы, он направился ко мне, но остановился поблизости и обратился к Землетрясению, которое, словно крот, только крот-исполин, поднялось из расщелины в земле.
— Дружище, — начал Ураган, — помнишь, как мы губили целые народы и гнали стада морских волн на новые пастбища?
— Да, — сонно отозвалось Землетрясение, — помню, да.
— А теперь, дружище, — продолжал Ураган, — повсюду настроили городов. Пока ты почивало, их без устали возводили над твоей головою. Четыре ветра, сыны мои, задыхаются от городского чада, и долинах не сыщешь цветов; со времени нашей с тобой последней отлучки прекрасные леса полегли под топором дровосека.
Повернувшись рылом к городу, Землетрясение растянулось рядом и, моргая, уставилось на огни внизу, а высоченный Ураган с яростью указывал на ненавистный город.
— Пошли, — сказал он, — давай двинем на них и уничтожим, чтобы вновь встали прекрасные леса и вернулись в них медлительные мохнатые звери. Ты поглотишь города целиком и прогонишь людей прочь, а я ударю по ним, бесприютным и беззащитным, и смету всю скверну их с морской глади. Свершишь ли ты вместе со мной этот славный подвиг? Готов ли ты разрушить мир снова, как мы с тобой разрушали его, прежде чем появился Человек? Готов ли ты прийти сюда в этот же час завтра ночью?
— Да, — ответило Землетрясение, — да.
Оно заползло обратно в расщелину и вниз головой стало, колыхаясь, опускаться в земные бездны.
Когда Ураган широким шагом двинулся прочь, я тихонько встал и ушел, но следующим вечером в тот же час поднялся на то самое место. Там я увидел лишь гигантский серый силуэт Урагана; склонив голову на руки, он плакал: долог и крепок сон Землетрясения в земных глубинах, в ту ночь оно так и не проснулось.
НЕПРИСТУПНАЯ ДЛЯ ВСЕХ, КРОМЕ САКНОТА, КРЕПОСТЬ
В древнем лесу, который возник задолго до появления летописей и был молочным братом холмов, укрывалась деревня Аллатурион. Тогда люди жили в мире с бродившими в сумраке леса племенами, будь то звери или человеческие существа — феи, эльфы и крошечные священные духи деревьев и ручьев. Мир царил среди самих обитателей деревни, в мире жили они и со своим владыкой Лорендиаком. Перед деревней тянулась большая поляна, заросшая травой, и за ней вновь поднимался лес, а с другой стороны деревья подступали вплотную к бревенчатым домам, которые почти сливались с лесом из-за толстых балок и соломенных крыш, позеленевших от мха.
Но в те времена, о которых я повествую, пришла в Аллатурион беда, ибо по вечерам проникали в дупла деревьев, а через них и в саму мирную деревню жестокие сновидения — овладевали они душами людей, увлекая их по ночам на обгоревшие поля Ада. Тогда деревенский маг сотворил заклятие против этих жестоких сновидений, но с наступлением темноты по-прежнему просачивались они сквозь деревья, увлекая ночами души людей в ужасающие места и заставляя их уста безбоязненно славить Сатану.
И в Аллатурионе люди начали бояться сна. Стали они измученными и бледными — одни от изнеможения, а другие от ужаса перед тем, что довелось им увидеть на обгоревших полях Ада.