И пока путник рассказывал, спустилась ночь, холодная и величественная, и мы, завернувшись в одеяла, улеглись на песок под звездами, небесными сестрами Бабблкунда. И всю ночь пустыня разговаривала, тихо, шепотом, но я не знаю, о чем. Это понимали только песок и ветер. И пока ночь длилась, они нашли следы, которыми изрыли мы священную пустыню, поколдовали над ними и скрыли их; и тогда ветер улегся и песок успокоился. Снова поднимался ветер, и колыхался песок, и это повторялось много раз.
Все время пустыня шептала о чем-то, чего я никогда не узнаю.
Я ненадолго заснул и проснулся от холода перед самым рассветом.
Солнце появилось внезапно; оно заиграло на наших лицах, и, откинув одеяла, мы встали, и устремились к югу, и, переждав полуденную жару, двинулись дальше. И все время пустыня оставалась одинаковой, как сон, который не кончается, не отпускает усталого спящего.
И часто нам навстречу по пустыне проходили путники — они шли из Города Чудес, и глаза их излучали свет и гордость — ведь они видели Бабблкунд.
В этот вечер на закате к нам приблизился другой путник, и мы приветствовали его словами:
— Не хочешь ли разделить трапезу с нами, ибо в пустыне все люди братья?
И он спустился с верблюда, и сел возле нас, и заговорил:
— Когда утро освещает колосса по имени Неб и Неб говорит, в Бабблкунде тотчас просыпаются музыканты фараона Нехемоса.
Поначалу пальцы их тихо, едва касаясь, блуждают по струнам золотых арф или скрипок. Потом голос каждого инструмента звучит все яснее, подобно тому, как жаворонок взмывает ввысь из росистой травы, пока вдруг все голоса не сливаются воедино, рождая новую мелодию. Так каждое утро в Городе Чудес музыканты Нехемоса создают новое чудо, ибо они не простые музыканты, а Виртуозы, некогда захваченные в плен и привезенные на кораблях с Песенных островов. И под эту музыку Нехемос просыпается в восточных покоях своего дворца в северной части города, высеченного в форме полумесяца длиною в четыре мили. Изо всех окон его восточных покоев видно, как солнце восходит, а изо всех окон западных покоев — как оно садится.
Проснувшись, Нехемос зовет рабов, которые приносят паланкин с колокольчиками, и, накинув одежды, он садится в паланкин. И рабы бегом несут его в комнату омовений, вырезанную из оникса, и маленькие колокольчики звенят на бегу. И когда Нехемос выходит оттуда, омытый и умащенный, к нему подбегают рабы и в позванивающем паланкине несут его в Восточный трапезный зал, где совершает он первую трапезу нового дня. Оттуда по величественному белому коридору, все окна которого обращены к солнцу, Нехемос следует в своем паланкине в Зал для приема послов с Севера, что весь убран северными диковинами.
Стены этого зала изукрашены янтарными узорами, повсюду расставлены резные кубки из темно-коричневого северного хрусталя, а пол покрыт мехами с берегов Балтийского моря.
В соседних залах хранится лакомая для привычных к холоду северных людей еда и крепкое северное вино, бесцветное, но забористое.
Здесь правитель принимает вождей варваров заснеженных земель.
Далее рабы быстро несут его в Зал для приема послов с Востока — стены его из бирюзы, усыпанной цейлонскими рубинами, занавеси вытканы в сердце великолепного Инда или в Китае, и стоят в нем статуи восточных богов. Фараон издавна поддерживает отношения с Моголами и Мандаринами, ибо учтивы их речи, ибо именно с Востока пошли все искусства и знания о мире. Так проходит Нехемос и по другим залам, принимая то арабских шейхов, что пришли через пустыню с запада, то пугливых обитателей джунглей юга, посланных своим народом оказать ему почтение. И все время рабы с паланкином, на котором звенят колокольчики, бегут на запад, вслед за солнцем, и неизменно солнце светит прямо в тот зал, где сидит Нехемос, и всегда ему слышна музыка то одного, то другого, то нескольких музыкантов. А когда время близится к полудню, рабы, чтобы скрыться от солнца, бегут в прохладные рощи, что раскинулись вдоль веранд северной стороны дворца. Жара словно побеждает музыку — один за другим музыканты роняют руки со струн, последняя мелодия тает, в этот миг Нехемос засыпает, и рабы, опустив паланкин, ложатся подле. В этот час весь город замирает; дворец Нехемоса и гробницы прежних фараонов в молчании обращаются к солнцу. Даже ювелиры, торгующие самоцветами на базарной площади, сворачивают торговлю, и песни их затихают — ибо в Бабблкунде продавец рубинов поет песнь рубина, продавец сапфиров поет песнь сапфира, и у каждого камня собственная песнь, и торговцы славят свой товар, распевая песни.