Но тогда, когда наше стадо убегало от людей на лошадях и от собак, этого я не знал. Но понимал: происходит что-то страшное, потому что моя мать дрожала не только от усталости, но и от страха. Забор был уже близок, но вдруг раздались оглушительные хлопки и несколько моих тёть и дядей упали жалобно застонав. Мне удалось заметить взгляд, каким обменялись мои родители, в них был ужас. Я слышал тяжкое дыхание моей матери, она очень устала, и прыгала с трудом. И вот уже перед нами спасительный забор. Моя мать остановилась, быстро вынула меня из сумки, ласково лизнула и, буркнув «держись», швырнула меня через забор. За что я мог держаться, летя один? Как только я очутился в воздухе, опять раздались эти ужасные хлопки и за ними душераздирающие вопли моих родителей. Я упал и зашиб левую заднюю ногу. Но от страха о боли забыл. Надо мной летали наши родственники, это оставшиеся в живых перепрыгивали забор. Все они мчались подальше от этого поля. А я сидел, вжавшись в землю, прячась в выгоревшей траве и ждал, ждал и плакал, плакал и ждал, ждал мать и отца.
Скитания
День сменила ночь, ночь – день и снова повторилось всё дважды, а отца и матери не было. Я подумал, что они тоже перепрыгнули через забор и не заметили меня. Тогда я решил идти на их поиски. Я уже проголодался, а сквозь щели в заборе виднелась манящая сочная трава, но я бы не смог перепрыгнуть через ограду, да и боялся, поэтому превозмогая боль в лапе потихоньку заковылял к роще. Бродил я долго, но, сколько я ни искал, родителей не встретил, и кого-либо из нашего стада тоже. Мне временами становилось очень страшно и одиноко. А вокруг столько неизвестного и пугающего.
Наконец пошел дождь. Но спасительным он оказался не для всех, много насекомых, птенцов и мелких животных унесло ливнем, и они утонули. Я тоже испугался, забился под куст акации, а вокруг хлещет вода, сверху льёт, растрескавшаяся земля от засухи теперь размокла, и по ней бежали потоки, унося сухие листья, стебли, ветки. На одной такой ветке примостились две маленькие сумчатые плоскоголовые мышки кимберли, их полосатые спинки била дрожь от страха и сырости, и они жалобно пищали. Как и я, они беспомощны и одиноки, но я был гораздо больше их и сильнее. Мне их стало жалко, они ведь очень малы. Я выбрался из своего укрытия и ухватил ветку с мышами. Но они не удержались на ней. Одной из них удалось прыгнуть ко мне на лапу, и она быстро взобралась на спину. Другая же упала в воду, и поток её понёс. Я зашлёпал вприпрыжку за ней. Та обессиленная почти вся ушла под воду, высунулся лишь узкий носик и бисеринки-глазки. Мне удалось догнать и подцепить её лапой, она вся уместилась на ней. Обе мышки уцепились за шерсть на моей спине. И тут я услышал: «Иди к нам, лезь сюда». Я осмотрелся: на одном из деревьев сидели красно-бурые кенгуру! О, как я обрадовался, и устремился к ним. Нет, это были не мои родичи, но ведь тоже кенгуру! Но я не умею лазать по деревьям. Мне пытались помочь, они виртуозно владели своим телом, прыгали с ветки на ветку, держась длинными и тонкими хвостами. Я пробовал взобраться, но падал, а потом с трудом всё же вскарабкался на нижнюю ветку. Так на дереве переждал дождь, держась крепко за ветку, хотя признаюсь, было очень неудобно, и я опасался свалиться в воду, проносившуюся подо мной. Мои мышки перестали дрожать от страха. А кенгуру, с которыми я подружился, не смотря на ливень, спокойно сидели на ветках, и жевали листья и плоды. Это оказались древесные кенгуру валлаби, и были они чуть-чуть побольше меня, но, конечно же, почти вдвое меньше любого из взрослого кенгуру нашего стада. Наше стадо, мать, отец… Где они? Где потерялись? Я долго тосковал по ним, – Джим смолк и снова печально задумался.