Стоит на мосту белокурый мальчик, долго и внимательно смотрит он на дали московские, на улочки, проулочки, закоулочки мудреные, крутые набережные, холмы высокие, на маковки церковные, на крыши старенькие… Словно хочет все это помнить долго-долго. Словно чувствует судьбу свою тяжкую, что придется расстаться однажды и навсегда со всей этой «уюточкой», Москвой родимой.
«Я вижу… Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно. Москва… Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот яснее… — я вижу колоколенки, золотой куполок Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними… я вижу всю игрушечную Москву, а над ней золотые крестики…»
Улыбается маленький Ваня Шмелев, вслушиваясь в рассказ отца про шмелевский мост через Москву-реку, Крымский, построенный дедом Иваном и переделанный на железный «сквозной, будто из лесенок…» в 1873 году. В самом том году, когда и родился Ваня! Даже цыферки на нем сохранились. «…Хороший, сосновый был, смоли его, дух какой шел, солнышком разогреет. А от железа какой дух!..», — медленно рассказывает отец и тоже улыбается светло так. Никогда не забудет Ваня этой отцовой улыбки… Никогда… Не забудет и Рождественской Москвы, праздничной, нарядной, пахнущей пряниками, морозом, натертыми мастикой с медом полами, белыми розами в больших вазах и елочкой! Елочка… Да как же можно забыть огромную под потолок зеленую лохматую красавицу в гостиной! На каждой зеленой лапке в блестящих оберточках яблочки сладкие, конфетки, игрушечки смешные ватные да свечечки крученые восковые. А под елочкой коробочки заветные, сюрпризные, с подарочками. И тайна везде, во всем… В темной ясной ночи, в звездочках так ярко сияющих, в молитовках особых, рождественских… И ясельки, и пещерка, и овечки вокруг Младенчика, и Ангелочки и пастухи с посохами… Это в душе… Всегда… Рядом… Главное не потерять, не стереть, не забыть…
«…Когда мы шли домой… стали смотреть на звезды, и как поднимается дым над крышами, и снег сверкает от главной звезды, — „Рождественская“ называется… И стали про Божественное слушать…. Про светлую пустыню сказывали, про пастырей и волхвов-мудрецов, которые все звезды сосчитали, и как Ангелы пели пастырям, а Звезда стояла над ними и тоже слушала Ангельскую песнь…»
Долго смотрит Ваня, до боли всматривается в себя, ищет в душе своей драгоценные камни самоцветные, что Любовью, Верой и Надеждой зовутся. Вспоминает дни Великопостные суровые, но светлые и радостные, празднично-ожидательные, что ли… Как душа очищается, как свет в разуме теплится, разгорается и до то радостно становится, что и рассказать нельзя… А Шмелев рассказывает, поет Пасху Христову с куличами ее рассыпчатыми, со свечками красными, мерцающими в темной глубине храма желтыми огоньками, с яичками чудесными, как только не изукрашенными! Поет, ловко перебирая струнами-переливчиками будто соловушка майский, поет зеленую Троицу, украшенную березками молоденькими и Яблочный Спас поет с яблочками наливными, румяными да с водичкой Святой и холодными ее целительными капельками …
«А где же… весенний плеск?… Золото голубое — где?.. Надо закрыть глаза — и через узенько-узенькую щелку, через деревья, глядеть на небо. Лучше пройти за решетку сада, сесть где-нибудь потише, на солнышке, и так вот смотреть и слушать… Этот весенний плеск остался в моих глазах — с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржанием, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. Остался живым в душе, с тысячами Михайлов и Иванов, со всем мудреным, до простоты-красоты душевной, миром русского мужика, с его лукаво-веселыми глазами… со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. Знаю, связан я с ним — до века. Ничто не в силах выплеснуть из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни… Вошло — и вместе со мной уйдет.»
Никто-никто так не умел и не умеет писать так, как Шмелев. И не сумеет! Никогда и никто!.. Он поэт, нежнейшим слогом воспевший Россию… Его проза будто песнь… былина… сказание… Красивая до восторга, до слез. И правдивая до черточки, до щелочки, до крошечки… Откуда это?.. И слова-то все известные наши русские! Но сплетены они между собой каким-то особым чудесным образом. И получились кружева диковинные небывалой красоты! Откуда это?..