Шторм разыгрался по-настоящему. Кажется, что может быть ласковее и нежнее воды, а поди ж ты! Волна бьет в гранит, словно тараном в стену… Только утес может противостоять такому напору. Все созданное руками человека, казалось, должно было уступить захлестывающим волнам, сплющиться, рассыпаться, утонуть… Впрочем, море не стремилось поглотить все, что попало, наоборот, — зазевайся вблизи берега какое-нибудь суденышко, — моментально зашвырнет его на камни. Потому-то застигнутое бурей судно всегда бежит от спасительного, казалось бы, берега в открытое море. И там мечется среди волн день, другой, неделю, — все время, пока неистовствует море.
Кругом волны. Иные проскакивали мимо борта, ветер свистел им вслед, а они, растрепанные, летели по обе стороны корабля, другие — переливались через палубу, скрывая фальшборт. Вода по-голодному урчала, уходя за борт через штормовые портики, видимо, досадуя, что не досталось никакой добычи. Ветер, издали заметив жертву, налетает, мечет пену и свистит в ушах. Тут терпи, работай машиной, отыгрывайся на волнах и желай одного — не толкнуться бы обо что-нибудь.
Еще хуже положение корабля небыстроходного, отягощенного буксировкой. Тут не разбежишься особенно. Либо руби буксир и бросай на произвол груз, либо покоряйся судьбе и загадывай, — не заглохнет ли машина? Не распорет ли днище каменная банка?
Встречая «сигару», волны перескакивали через нее. Трое друзей цеплялись за скользкие бревна. Их часто смывало. Привязанные веревками за один кнехт, они чувствовали связь между собою, и каждый, поднимаясь на плот, помогал вылезти другому, проверяя при этом, — не потерял ли тот сознания.
Нос у Заикина посинел, натянутая улыбка делала его лицо деревянным и растерянным. Глебов тихонько хлопнул резиновой перчаткой по его голове, обтянутой шлемом:
— Ну что, романтик, о бое мечтал? Чем тебе это не сражение? Служил в матросах, послужи в русалках!
— Бревна наши хвойной породы, вода кругом соленая, вот и получаются для укрепления нервов хвойносоленые ванны, — пошутил Белобров, следя за волною, и тотчас предостерег: — Полундра!
— Ладно тебе языком-то трепать! Пусть Николаев с Грицо, глядя на нас, зубы скалят, сидя на барже-то, — мрачно отозвался Заикин, прижатый водой к Глебову.
— Им хуже, — возразил Глебов, — вылетит кто из баржи, — в пять раз выше нашего забираться обратно. Воду отливать им тоже не очень весело.
Белобров с Глебовым угадывали, что шторм не вошел в настоящую силу, но тут же утешали друг друга:
— Держись, держись, ребята! Командир не останется в море лишний час. Он на своем тральщике исходил все заливы и поставит «сигару» в надежное место. И тогда мы снимем наши костюмы. А то еще раньше сменят с вахты. Линь-то недаром пропустили, они и шлюпку и кого хочешь к себе подтянут.
Заикин держался. Резиновый шлем плотно обтягивал голову и лицо. От этого в висках начиналась боль и резало подбородок. Погружаясь в воду, Заикин обеими руками хватался за скобы, угадывая величину новой волны по тяжести, давящей на плечи. С этого момента исчезали звуки, перед открытыми глазами мелькали пузырьки воздуха, увлеченного волной с поверхности в глубину. Дыхания не хватало, и казалось, — не дождешься, когда вынырнешь наружу и судорожно глотнешь воздуха, так что в горле его ощущаешь упругим комком.
Если отпустить скобу, — скорее выкинет на поверхность, но вдалеке от «сигары». И как ни казалась веревка крепка, все-таки страшно было, когда тебя уносит в пучину одного, потом выбрасывает так, что за гребнями волн не сразу увидишь «сигару». Оборвись что-нибудь в этот момент, когда тебя тянет вниз, и не выберешься больше на белый свет. Кроме того, жесткая веревка надавила грудь до боли. Поэтому Заикин не отпускал скобу, стараясь удержаться возле плота.
Вдруг он увидел, что рычаг, пропущенный в петлю скрутки, качается. Моряки, опоясав «сигару» и завязав концы тросов, сделали в этом месте скрутку, плотно натянув канаты, так что они врезались в древесину.
Теперь рычаг качался. Ослабли петли веревки, привязывавшие к тому же тросу длинный конец рычага, и вот-вот веревка должна была соскользнуть. Тогда скрутка развернется, рычаг вылетит и бревна начнут расползаться. А ослабнет одно звено плота, — море растреплет другие — и «сигара» погибнет.
Сначала Заикин хотел сказать об этом Белоброву, но стена воды разделила их, а рычаг в тот же миг рванулся вверх, как шлагбаум. Нельзя было терять ни минуты. Заикин пополз, стараясь коленями и локтями прильнуть к скользким бревнам. Еще усилие — и он по другую сторону горба «сигары», под самым боем волн, а конец рычага качается в воздухе, грозя человеку, лезущему навстречу гибели.