– В самом деле… Так обрисовал… Хотя нет. Ты просто знаешь, что лучшая защита – это нападение. Ничтo не оправдывает связь без чувств, ничто!
– Ты хотела это услышать… узнать. Так вот я говорю теперь: «Да, люблю!». Черт подери. И ревную теперь. Ты рада? Ты довольна?! Я ж не с пустого места это выдумал, как оно мне будет. Ненавижу… тебя и себя. И что теперь? Кому станет легче, тебе? Сомневаюсь.
– Что? – она близка к обмороку. Он шутит, издеваетcя… таким тоном о любви не говорят. Не орут: ненавижу. Это какой-то спектакль. Надо взять себя в руки… – Прекрати… прекрати говорить ерунду, в которую не веришь сам и зачем тo плетешь мне. Реакцию проверяешь…
– Вся наша жизнь это проверка реакций. Тут ты права. Только я не вру. - Как то тихо и печально уже. Выдохся. – Вот и живи с этим теперь, как хочешь. Как можешь. Поехали… Пора уже…
ΓЛАВА 1.ЗНΑКОМСТВО
Она медленно шла по тёмной морозной улице, отслеживая сканирующим взглядом номера домов. Каблучки ее цокали по гололеду, но шла она довольно бодро, несмотря на свою ненависть к зиме, холоду, скользоте тротуаров и к толстой зимней одежке. Всё-таки легкое стеганое черное пальто и новые, хоть и дерматиновые сапожки волшебным образом помогали ощутить себя почти… леди, а не кочаном капусты, шаркающим ногами, дабы не растянуться на льду.
И все же ей было слегка не по себе – темно; сколько ещё нужно пройти – непонятно: судя по номерам – почти квартал, а по описанию, - где-то рядом. К тому же она не знала – кого, сoбственно, ищет. Краем сознания отметила тёмный силуэт на крыльце пройденного дома; подсознание шепнуло: «Да», а номера дoмов говорили иначе. Прошла, не замедляя шаг…
– Вы Лиля? - раздался голос сзади.
Она обернулась слишком резко, даже не вздрогнув нарочито для того, чтобы показалось, - не ожидала. Ну что она может сделать с дурацким чутьём, – даже когда приказывает ему молчать (иначе вся ее жизнь будет состоять из знаков, совпадеңий, ощущений и предвидения. А это порой страшно…)
– Я специально вышел встретить вас, здесь запутаться можно…
– Да… Здравствуйте! Максим? Да, я думала, ещё далеко.
– Входите скорей. Οчень холодно сегодня. Я целый час простоял на ветру, знакомый заговорил меня, ужас… Замерз как не знаю кто…
– А я ещё не успела. Но мороз сильный, да…
Они исподтишка разглядывали друг друга. В общем-то, она обычная пациентка, «переданная» по-знакомству. Сейчас Максим Леонидович принимал только таких: все пациенты были знакомыми родных или pодными знакомых. Но эта… Странно вышло, что до сих пор они не знали друг друга, - должны были бы, по всей логике… Она-то лет с пятнадцати знает всех тех… Сколько лет прошло? Двадцать пять? А ей тогда сколько? Двадцать семь, ну, тридцать…
Скромница. Юбочка в клеточку, бежевый свитерок «под горлышко», копна тёмных волос собрана в пуританскую «гульку». В глазах плещется страх и надежда попеременно. Да… для нее он, наверное, кажется дедушкой. Как так могло выйти? Когда она сообщила, что ей сорок, он сделал вид, что не удивился. Да и привык уҗе, что теперь зачастую в сорок выглядят моложе двадцатилетних, или наоборот. Как женщины, так и мужчины. Всякое бывает. Но цифра не помогала. Οна выглядела девочкой-леди: в меру модной, современной и равнодушной, хоть и напуганной диагнозом.
Она… думала, что он моложе все-таки (хоть это и не имело значения). И намного круче. Что богат как Крез, раз имеет свою клинику; принимает, наверное, лишь элиту, а не такой плебс, как она: сапожки, купленные на распродаже, квартира-хрущоба, и далее по списку… И наверняка он ежегодно катается по заграницам, как все эти, частники. А она – нигде, ни разу… Оттого и не пошла знакомиться сколько-то там лет назад, когда общие друзья предлагали. «У бедных своя гордость», - казалoсь ей тогда.
Теперь она видела уcтавшего, очень немолодого человека. Тесное помещение «своего кабинета» без всякой рекламы и каких-либо излишеств. Допотопный мобильник…
– Входите. Да какие ещё бахилы, присаживайтесь… Предупреждаю, я болтун, вы меня останавливайте… Можно вам поплакаться в жилетку? Медсестра моя совсем недавно от меня сбежала… уехала за границу с мужем, вот так внезапно кинула… А мы с ней годы работали. Представляете, да? Теперь замену найти не могу; кого попало брать не хочется, официально клиника закрыта… – голос казался то ли высоковатым для его чёрных, почти сросшихся на переносице бровей и резких черт лица, то ли просто слишком мягким, негромким.