— Да, Богоравный.
Зарог поднялся с колен и снял плащ, под которым оказалась такая же белая туника, как и у толстяка.
Тот заговорил с поджигателем.
— Как тебя зовут?
— Эйб.
— Отныне ты будешь знаться Апием, это имя принадлежит тебе по праву, — заявил толстяк, раздраженно хмуры брони. — Это ты устроил сегодняшний пожар?
Эйб ответил не сразу. Никто никогда не понимал его, большинство людей издевались над ним и осыпали насмешками, скрывай за ними ненависть. Но этот человек был ни на кого не похож, и Эйбу захотелось сказать правду.
— Да, это я.
Теперь слова полились легко и свободно. Эйб говорил об огненных монстрах и их битве с водяными змеями, о своих чувствах, и его подбадривала широкая улыбка, которой расцвело отекшее лицо толстяка. Наконец, Эйб умолк.
— Да, это Апий! — воскликнул человек с дивана, обращаясь к тому, кто привел Эйба.
— Я знал это. Он слабоумен, но по-своему, наощупь, ищет путь к Красоте. Ты обратил внимание на его рассказ о чудовище? Это же образ из «Саламандры» Апия, из «Великого Дракона» Роджера!
Он повернулся к Эйбу.
— А теперь, друг мой, я объясню, почему тебя привели сюда. Я расскажу тебе свою собственную историю. Слушай.
И он стал говорить. Огромное тело колыхалось, посиневшие от времени губы кривились, но горевшие красным пламенем глаза буравили насквозь.
— В древние времена я вершил судьбы мира, я сидел на троне. Еще я был поэтом, искал в жизни совершенную Красоту. Я был Цезарем и в поиске возвышенного стоял выше всех человеческих законов. Я испытал все духовные и плотские наслаждения. Но Красота ускользала от меня.
В дурмане и вине я находил блеск величия, но это была не настоящая Красота, потому что после пробуждения она испарялась, оставляя после себя лишь мерзость и уродство. Еще в ранней молодости я отказался от пиршества плоти. Взойдя на престол, я начал строить мраморные храмы и башни из хризолита и нефрита, чтобы услаждать свой взор их совершенством. Эти сооружения, возведенные на зеленых холмах и сияющие в лучах яркого солнца, очаровывали меня, но, когда наступали пасмурные дни и солнце скрывалось в низких свинцовых облаках, камень становился серым и уродливым. Я замечал, что ветер, дожди и пыль разрушали Красоту, к которой я стремился. И тогда я перестал строить…
В женщинах я надеялся найти то неосязаемое очарование души, о котором всю жизнь мечтают поэты. Но я убедился, что их тела — все тот же прах, а экстазы страсти недолговечны. Тогда я обратился к новым, экзотическим наслаждениям, но и они вскоре наскучили мне своими несовершенствами.
Я прочитал творения древних философов и поэтов, но никому из них не удалось увековечить гармонию в своих стихах и трудах. Я беседовал с мыслителями и жрецами, собирал драгоценности и благовония, исследовал все возможные тайны мира… Тщетно. Потому что Красота заключена в Жизни, а Жизнь — это… ОГОНЬ.
На одутловатом, дряблом лице отразилась глубокая тоска.
— Меня упрекали в жестокости, беспрестанно твердили, что Нерон — чудовище! Никто так и не понял, что я искал счастья и совершенства. Да, я окунал преступников в кипящее масло, распинал на крестах и предавал огню, чтобы избавить их от бремени бесполезной жизни. Они были мерзки, а огонь прекрасен. Я любил созерцать пламя, исполняющее вечную и неизменную песнь жизни. Я искал средство овладеть истинной красотой, которую открыл для себя в охристых, оранжевых, фиолетовых, разноцветных бликах огня… Я пытался поймать красоту и продлить ее жизнь. И тогда появился Зарог. Он кивнул в сторону того, кто привел Эйба.
— Зарог рассказал мне об огнепоклонниках Востока, о Прометее, о Зороастре, о Фениксе. Зарог был жрецом секты огнепоклонников и он научил меня своим таинствам. От него я узнал о сверкающем божестве Малеке Таосе — Властителе Зла; он же посвятил меня в тайные связи Зла и Красоты.
Не буду утомлять тебя описаниями таинств, которых ты все равно не поймешь. Тебе достаточно знать, что они мне известны. Зарог объяснил мне, как может поклонник Красоты навсегда посвятить себя ее поискам. Он открыл мне тайну дара, которым награждает Мелек Таос за великое огненное жертвоприношение.
Сначала мне стало страшно. Рим бурлил, народ ненавидел меня, потому что не понимал. Говорили, что я тиран, безумец. Это я-то! Величайший из поэтов! Но Зарог уговорил меня. В обмен на бессмертие я должен был принести в и жертву свою империю. Я долго колебался перед тем, как принять решение…
У меня был раб по имени Апий, который боготворил меня. Он тоже искал Красоту. Однажды ночью Апий покинул дворец, проник в квартал, где обитали воры, и поджёг дома. Сгорел весь квартал; тогда в пожаре обвинили назаретян, или христиан, как они себя называли.