Вдруг гримаса боли исказила черты Нерона. Он поднял голову и сделал знак Зарогу:
— Поторопись. Я чувствую, что час уже близок. Тело деревенеет. Поставь алтарь, мы вознесем молитву Мелеку Таосу, чтобы он вновь даровал нам молодость.
Зарог поклонился. Эйб с ужасом заметил, что борода его седеет прямо на глазах. Еле волоча ноги, Зарог направился к центру комнаты, чтобы наполнить ладаном большую открытую жаровню.
Старик снова повернулся к Эйбу. Он заговорил свистящим астматическим голосом, с трудом ворочая языком:
— Так ты все еще не веришь мне, мой перевоплощенный Апий? Хорошо же, как я и обещал, ты получишь доказательства. Сейчас!.. — хрипло каркнул Нерон. Эйбу казалось, что он разлагается прямо на глазах. — Сейчас… Ты убедишься. Я вызову Бога Огня и попрошу его милости.
Старик потащился к «алтарю». Сгорбленный Зарог плеснул в жаровню благовонное масло, и оно с шипением вспыхнуло. Яркое пламя затанцевало над жаровней, и над ним маленькими вихрями закручивался дым, наполняя комнату острым одуряющим запахом. Зарог опустился на колени и фосфоресцентным маслом начертал на полу какую-то фигуру. Едва он поднес к маслу спичку, как по полу побежал огненный ручеек, заключивший обоих стариков в пылающий пятиугольник.
В трясущихся руках Нерона появился смешной музыкальный инструмент. Он медленно коснулся струн, и в воздухе поплыли странные тягучие звуки. Зарог в такт музыке затянул молитву на непонятном языке.
Эйбу стало не по себе. Эти сумасшедшие начинали всерьез его беспокоить.
Огонь рос. Языки пламени, казалось, уже лизали потолок. Комната наполнилась фиолетовым туманом.
И внезапно Эйб почувствовал Присутствие. Крик ужаса замер у него на устах.
Над пламенем и темным дымом вырисовывалась огромная бесплотная фигура.
Чем громче звучала музыка и молитва, тем больше становился чудовищный силуэт. Из пламени вздымалось Огненное Существо — Сверкающий Бог — Мелек Таос.
И тогда Эйб понял, что все это — правда. Старик, действительно, Нерон, он в самом деле заключил договор с Властителем Огня.
Нерон заговорил дрожащим голосом:
— Быстрее, о, Господин, — продребезжал он. — Ты все видел. Мы подожгли этот огромный город ради твоего удовольствия. Теперь мы просим тебя явить милость и вернуть нам молодость.
Эйб весь превратился в слух. Внезапно, словно молния, его пронзила неожиданная мысль:
— Но ведь не вы поджигали! Это сделал Я!
Нерон и Зарог резко обернулись. Эйб уже не мог остановиться. Ему очень хотелось похвастаться перед этим Богом своими подвигами.
— Вы помните? Когда мы поджигали конюшню… это я чиркнул спичкой. Это МОЙ пожар, а не ваш. Мой!
Оба старика в ужасе смотрели на него. Лира умолкла и выпала из рук Нерона.
Из огненного нутра Сверкающего Бога донесся угрожающий рык. Мелек Таос был в ярости. Два длинных языка пламени, словно щупальца, потянулись к людям.
Огненные щупальца обвились вокруг Нерона и жреца и подняли их высоко в воздух. Раздался страшный крик, и тела обоих исчезли в колеблющемся столбе пламени.
Эйб расхохотался. Огненный силуэт снова вытянул руки. Бог заметил его! Эйб дотянулся до лиры Нерона, поднял ее и коснулся пальцами раскаленных струн.
Руки Бога по-прежнему тянулись к нему. Мелек Таос пожелал его, Эйба! Огненные струи обняли его, он успел почувствовать мучительную тоску… и больше ничего.
Среди руин, в которые превратил Чикаго великий пожар 1871 года, спасатели нашли в одном из сгоревших домов необычный предмет. Абсолютное отсутствие логической связи между предметом и местом, где его обнаружили, породило множество споров. Спустя несколько лет предмет был выставлен на обозрение в Институте искусств. И сегодня история раритета неизвестна, однако это не мешает посетителям любоваться необычным музыкальным инструментом.
В потускневшем, помятом серебряном предмете легко узнается античная римская лира.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ШАБАШ
(Return to the Sabbath, 1938)
Перевод К. Луковкина
Эта история не из тех, что любят печатать обозреватели; и не та байка, какие обожают рассказывать пресс-агенты. Когда я еще работал в отделе по связям с общественностью в студии, мне не разрешали разглашать ее. Я знал, что не стоит и пытаться, такую историю лучше напечатать.
Мы, рекламщики, должны презентовать Голливуд как веселое место, мир гламура и звезд. Мы ловим только свет, но под светом всегда должны быть тени. Я всегда знал об этом — в мои обязанности входило годами скрывать эти тени, — но события, о которых я говорю, образуют тревожную картину, слишком странную, чтобы ее скрывать. У этих событий не человеческая суть.