Он презрительно отвергал все мои возражения; зная, что Вейлдан, каковы бы ни были свойства его характера, по-прежнему оставался известным археологом, я был вынужден уступить его авторитету.
Меня немного тревожил лишь один вопрос — его беглое упоминание о каком-то суеверии, связанном с земным воскрешением. Странно было слышать о мумии, у которой перед захоронением не извлекли органы. Деяния жрецов, связанные с черной магией и колдовскими ритуалами, мне были достаточно хорошо известны, и я опасался малейшей возможности провала.
Но в конце концов профессор все же меня убедил. После ланча мы вышли из палатки. С валунами мы легко справились. Они были искусно размещены на склоне холма, но в песок глубоко не уходили — все было предназначено лишь для отвода глаз. Убрав камни поменьше, мы откатили в сторону четыре больших валуна, преграждавших вход в черный туннель, наклонно уходивший в землю.
Мы нашли гробницу!
Когда я осознал это и увидел зияющую мрачную дыру, перед моим внутренним взором вновь глумливо оскалились прежние ужасы. Я вспомнил все, что знал о темной и извращенной вере приверженцев Себека, об этом смешении мифов, небылиц и искаженной, гримасничающей реальности, которое не имело права на существование.
Я думал о ритуалах в подземельях храмов, что ныне обратились в пыль, о благоговейном поклонении огромным золотым идолам — человеческим фигурам с головами крокодилов. Я припомнил рассказы о темных отражениях этих обрядов: оба течения существовали параллельно и были взаимосвязаны, как много позднее сатанизм и христианство. Некорые жрецы вызывали богов со звериными головами в качестве демонов, а не милостивых божеств. Себек был подобным двуликим богом, и жрецы поили его кровью. В отдельных храмах имелись катакомбы, где стояли идолы бога в виде Золотого Крокодила. В разверстые пасти таких крокодилов, усеянные острыми зубами, бросали девственниц. Челюсти смыкались, клыки из слоновой кости завершали жертвоприношение и кровь стекала в золотую глотку, радуя божество. Неведомым силам предназначались эти жертвы и нечестивыми дарами осыпал бог жрецов, удовлетворявших его звериную похоть. Неудивительно, что этих людей изгнали из храмов, а сами обители греха были разрушены.
Один из жрецов бежал в пустыню, где и умер. Теперь он покоился там, внизу, под надежной охраной своего мстительного древнего покровителя. Вот о чем я подумал напоследок, и от этой мысли мне стало не по себе.
Тлетворные испарения, поднимавшиеся из отверстия, также не воодушевляли меня. То было не зловоние разложения, но почти осязаемый запах непредставимой древности. Затхлый едкий смрад плыл в воздухе и удушливыми кольцами свивался вокруг горла. Вейлдан обвязал лицо носовым платком, закрыв нос и рот. Я последовал его примеру.
Профессор зажег карманный фонарь и двинулся вперед. Он спускался по наклонному каменному полу, ведущему к внутреннему коридору, и его обнадеживающая улыбка постепенно растворялась во тьме.
Я следовал за ним. Пускай идет первым — если там ждут ловушки с падающими камнями или другие средства защиты от незваных гостей, за дерзость расплатится он, а не я. Кроме того, идя сзади, я мог оглядываться на утешительное голубое пятно, обрамленное каменным проемом.
Но вскоре оно исчезло. Ход поворачивал, извивался и вел все ниже. Теперь мы шли во мраке теней, нависавших над нами, и только слабый луч фонаря рассеивал ночную темь гробницы.
Вейлдан не ошибся — усыпальница представляла собой всего лишь каменный туннель, ведущий в наспех сооруженное внутреннее помещение. Там мы обнаружили плиты, закрывавшие футляр с мумией. Лицо профессора сияло торжеством, когда он обернулся ко мне и с волнением указал на саркофаг.
Да, все прошло легко, чересчур уж легко — теперь я это понимаю. Но мы ни о чем не подозревали. Даже мои изначальные сомнения начали понемногу отступать. Дело оказалось совершенно прозаическим, немного нервировала только темнота, но темно бывает и в самой обыкновенной шахте.
В конце концов я потерял всякий страх. Мы с Вейлданом сбросили каменные плиты на пол и стали рассматривать красиво отделанный футляр для мумии, затем вытащили его и приставили к стене. Профессор нетерпеливо склонился над выемкой в камне, где раньше покоился саркофаг. Там было пусто.
— Странно! — пробормотал он. — Драгоценностей нет! Должно быть, они в саркофаге.
Мы положили тяжелый деревянный футляр на камни. Профессор приступил к работе. Медленно и осторожно он сломал печати и удалил наружный слой воска. Футляр был украшен сложным орнаментом с золотыми и серебряными инкрустациями, подчеркивавшими бронзовую патину нарисованного лица. На саркофаге было множество крошечных надписей и иероглифов, которые археолог не стал расшифровывать.