Меня мучили странные кошмары. Одного взгляда на противоестественную неулыбающуюся гримасу было достаточно, чтобы их вызвать. Вы не почувствовали, что сей предмет испускает какое-то излучение? Говорят, де Сад не был умалишенным. И я разделяю эту точку зрения. Его случай гораздо серьезнее — он был одержим. В этом черепе есть что-то противоестественное. Такое, что привлекает наделенных звериными инстинктами людей.
Но мои мучения не ограничивались ночными кошмарами. Я стал получать телефонные звонки, таинственные письма. Некоторые слуги докладывали мне, что в сумерках около дома кто-то бродит.
— Может, это были обыкновенные воры, как Марко, которым было известно о ценной вещи, — заметил Мейтленд.
— Нет, — вздохнул Фицхью. — Эти неизвестные злоумышленники и не пытались похитить реликвию. Ночью они проникали в мой дом, чтобы совершить обряд поклонения черепу. Уверяю вас, я знаю, о чем говорю! — взволнованно продолжал Фицхью. — Череп хранился в библиотеке в стеклянном ящике. Часто по утрам я обнаруживал, что за ночь он менял положение.
Да, он двигался. Стеклянный ящик оказывался разбитым, а череп находился на столе. Однажды я нашел его на полу.
Конечно, сначала я подозревал слуг. Но у всех было безупречное алиби. Это было дело рук кого-то со стороны — тех, кто, возможно, опасался похищать череп, однако время от времени нуждался в нем, чтобы отправлять некий порочный, отвратительный обряд.
Уверяю вас, они проникали в мой дом и поклонялись этому мерзкому черепу! И когда его наконец украли, я был рад, очень рад.
Единственное, что я хочу сказать вам, — держитесь подальше от этой истории! Не ходите к вашему Марко и забудьте про эту проклятую кладбищенскую гадость! — закончил свой печальный рассказ Фицхью.
Мейтленд склонил голову.
— Хорошо, — сказал он. — Благодарю за предупреждение.
Вскоре он простился с Фицхью.
А через полчаса коллекционер Мейтленд поднимался по лестнице в убогую мансарду, где жил Марко.
Мейтленд шел к Марко, взбираясь по скрипучим ступеням обветшалого дома в Сохо и прислушиваясь к глухим ударам своего собственного сердца.
Вдруг с верхней площадки раздался ужасный вопль, и последние несколько ступеней Мейтленд проскочил, подгоняемый паническим страхом.
Дверь в комнату Марко была заперта, но звуки, которые исходили из нее, вынудили Мейтленда прибегнуть к крайним мерам.
Будучи под впечатлением рассказа Фицхью, он взял с собой револьвер и, достав его, выстрелил в замок и выбил его.
Мейтленд распахнул дверь в тот момент, когда вопли достигли самой высокой точки, так что кровь застывала в жилах. Он бросился, было, в комнату, но наткнулся на неожиданное препятствие.
Что-то бросилось на него с пола и вцепилось в горло.
Мейтленд, ничего не видя, поднял револьвер и выстрелил.
На какое-то мгновение он потерял слух и зрение. Когда же пришел в себя, то понял, что лежит на полу у порога. У его ног неподвижно распростерлось что-то косматое. Мейтленд различил очертания огромной собаки.
Тут он вспомнил, что Марко предупреждал его о ее существовании. Вот и объяснение! Собака завыла и потом напала на него. Но — почему?
Мейтленд поднялся и вошел в бедно обставленную спальню. Дым от выстрелов еще не рассеялся. Он снова посмотрел на распростертого зверя, отметив его желтые клыки, грозные и после смерти. Потом он оглядел дешевую мебель, беспорядок на бюро, смятую кровать.
Смятую кровать, на которой лежал мистер Марко с растерзанным горлом.
Мейтленд уставился на труп маленького толстяка, и его затрясло.
И тут он увидел череп. Он возлежал на подушке у головы Марко и, казалось, по-приятельски, с любопытством вглядывался в мертвое тело. Кровь забрызгала впалые скулы, но даже под этими кровавыми пятнами Мейтленд мог заметить странную серьезность мертвой головы.
Впервые он осознал в полной мере исходящее от черепа де Сада зло. Оно явственно ощущалось в этой разоренной комнате, ощущалось как присутствие самой смерти. Череп как будто светился настоящим кладбищенским фосфоресцирующим огнем.
Теперь Мейтленд понял, что его друг был прав. Эти кости, действительно, обладали роковым магнетизмом, они были пропитаны настоящим эликсиром Смерти, который влиял на умы и людей, и животных.
Дело, видимо, происходило следующим образом. Собака, взбесившаяся от желания убивать, в конце концов напала на Марко, когда тот спал, и загрызла его. А потом пыталась напасть на Мейтленда, когда он входил. И за всем этим с вожделением наблюдал череп, точно так же, как если бы бледно-голубые глаза самого маркиза светились в пустых глазницах.