Лимона не нашел, но на всякий случай съел апельсин. Потом спрятал подальше термометр и лег спать. «Ничего, до утра пройдет», — думал Вова и долго не мог уснуть.
Когда он проснулся, горло болело еще сильнее. Горькие лекарства не помогли. Вова попробовал встать — ноги были как ватные.
И все-таки Вова встал на свои ватные ноги и пошел завтракать. Как ни в чем не бывало.
— Что у тебя глаза какие-то мутные? — сказала мама. — Не температура ли?
— Какие там мутные! Глаза как глаза, — уверенно ответил Вова, тем более что глаза у него действительно не болели.
— Ты чего-то нос повесил, — сказал папа.
— Скажешь тоже. Никуда я его не вешал, — сказал Вова и даже засмеялся. — Давай я тебе лучше клятву перескажу!
Мама и папа поздравили Вову, и он отправился в школу. Уроки в этот день были длиннющими. Казалось, что тетя Нюша все забывает да забывает давать звонки.
Потом всех торжественно построили, и все торжественно пошли в Музей Ленина.
Впереди шли знаменосцы, за ними — барабанщики и горнисты, за ними — пионеры в галстуках, за ними — октябрята в пилотках. Они шли мимо цветочных газонов, мимо удивленных прохожих, мимо выкрашенных скамеек, мимо телефонов-автоматов.
У Вовы кружилась голова, ноги были тяжелыми. Но он шел вместе со всеми, не отставая ни на шаг.
Когда пришли в музей, пионервожатая Таня выстроила всех в большой комнате. Застучали барабаны, загудели фанфары, и все октябрята, один за другим, стали давать торжественную клятву.
Теперь, даже не глотая, было ясно, что болит горло.
— Артемьев Владимир! — откуда-то издалека сказала Таня, и Вова сделал ровно два шага вперед.
— Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…
Говорить было больно, но Вова и виду не показывал.
— Торжественно клянусь, — говорил Вова, — жить и бороться, как завещал великий Ленин.
Ленин и Вова Артемьев родились в один день, и поэтому всегда, когда Вова произносил «Ленин», он говорил, как о хорошем своем друге, которого знал еще с детства.
— Жить и бороться, — продолжал Вова, и никто не знал, как больно ему глотать, — как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия!
Таня повязала Вове красный галстук. И фанфары запели медными голосами.
— Пионеры, займите свое место в школьном пионерском строю!
И новые пионеры стали в один ряд с бывалыми пионерами семидесятой школы.
Они стояли теперь на равных правах — потому что все они были юными пионерами Советского Союза.
Земля, которую мы пройдём
Нам с Олегом Шебалиным поручили отнести карту из кабинета географии в наш класс. Со второго этажа на четвертый.
Мы несли на четвертый этаж два полушария Земли — Америку и Австралию, Африку, Европу и Азию, и Тихий океан, и Гавайские острова, и Вьетнам, и коричневые горы Испании.
Мы несли их на четвертый этаж и всё оглядывались. Мы шли спокойно и виду не подавали, что несем на своих плечах два полушария, весь Тихий океан, и все материки, и все моря без исключения.
Мы открыли ключом третий «А» класс, внесли и укрепили на доске два полушария — Африку, Европу, Азию, Америку и Австралию, и все реки, все материки, и моря без исключения. Потом мы, как ни в чем не бывало вышли из класса, сдали ключ тете Нюше и стали играть на переменке. И никто бы, глядя на нас, не сказал, что это мы только что несли со второго этажа на четвертый всю Землю — два ее полушария, что это мы укрепили ее в нашем классе.
Потому что мы не зазнались, а играли, как все. Но когда начался урок географии, мы все-таки не удержались и переглянулись с Олегом Шебалиным. Как-никак это мы установили в классе два полушария — Европу и Америку, и все остальные части света, и все океаны и моря, реки и озера, и Вьетнам, и горы, и долины, и всю-всю огромную Землю, и ту, что уже прошли, и ту, что еще не знаем.
Эту Землю чертили много веков, ученые исходили ее из края в край, чтобы установить точно — где какие материки, где какие океаны и моря.
Ходили долго ученые, целые века ходили отряды с этой картой в руках.
А потом мы с Олегом несли ее со второго этажа на четвертый. Для того чтобы все увидели, какая она большая и сложная — Земля, и какие есть на ней материки, океаны, моря и реки — те, которые мы прошли, и те, которые еще пройдем.
