Линии тянулись к двери. Одни тени слабые, расплывчатые. Другие чёткие. Фигуры были удлинёнными, они напоминали неправдоподобных пряничных человечков, вынутых из формы.
Все предметы Гильом видел во времени. Сами по себе предметы имели три измерения, но существовали в четырёх — длина, ширина, высота, время. Письменный стол был внесён в комнату двумя людьми, их отражения были похожи на стереоскопический фильм, краски блёклые, туманные: ведь это произошло уже давно. А вот он сам ходит по комнате. Тени от него длинные, их много, они лежат петлями на кровати, на кресле. Входящие в дверь люди — друзья и знакомые. Гильом узнавал их стёртые изменённые лица. Называл по именам. Всё, что случилось в этой комнате, оставило в ней отпечаток через копировальную бумагу времени.
Гильом был словно загипнотизирован. Болезнь ещё не прошла. Может быть, это лихорадочный бред?
Он потёр влажный лоб. Голова казалась пустой, её заполняли лишь зачарованные миры, существующие по ту сторону кристалла.
За окном он увидел птицу, птица воздвигала арку над крышами домов, прочерчивая её своим собственным телом.
Птица была образом времени. Все вещи пролетали сквозь время. Каждая секунда была отдельной фотографией потока, берущего начало от рождения и кончающегося могилой, словно отдельным пролётом моста, протянутого во времени. Время во времени, движение в движении. Всё вместе это было длинной тенью, уходящей в прошлое, и настоящее продолжало эту тень в будущее. Само настоящее ухватить невозможно, оно было лишь самой последней частичкой прошлого, которая несла в себе будущее.
Птица исчезла. Её полёт был прочерчен в небе, точно след, тянущийся за реактивным самолётом.
Наступил вечер. Гильом был всё ещё в халате. Халат был немного широк, и ему приходилось запахивать одну полу на другую. Правый карман был скрыт полой. В левом, приходившемся посредине живота, лежало стёклышко из будильника.
Возвращаясь после ужина, Гильом напевал. Он не стал зажигать лампу, висевшую на потолке. Её свет, слишком холодный и яркий, сразу превращал комнату в больничную палату. Настольная лампа и лампа над креслом пылали сквозь абажуры. Углы скрывались в полумраке, и от этого комната казалась неопределённо большой.
Мороз за окном лишь подчёркивал уют комнаты. Пахло электрическим теплом и пылью. Гильом шелестел страницами книги. От этого тихого шороха тишина казалась неправдоподобной. В окнах были вставлены двойные звуконепроницаемые рамы.
Гильом подошёл к зеркалу и встретился с отражением своего узкого лица. Редкие светлые волосы свисали на лоб. Он провёл рукой по щекам, ощупал пробивавшуюся, но ещё не заметную глазу щетину.
Вынул кусочек зелёного стекла. Наклонился к зеркалу и сквозь кристалл стал вглядываться в свой собственный глаз.
Глаз в зеркале увеличился, зрачок превратился в коридор, ведущий внутрь Гильома.
Удивлённый Гильом сделал шаг вперёд. Стена не преградила ему путь. Зелёный кристалл исчез.
В открывшемся коридоре было холодно, по-зимнему дул ветер. Коридор сменился лабиринтом галерей и переходов. Гильом вошёл внутрь.
Стены были сложены из мерцающих глыб. Гильом пробирался меж ними. Было холодно. Он потрогал стены: как лёд. Может, это ледяная гора?
Он дрожал от холода. Запахнул плотнее халат.
В одной из ледяных глыб мелькнуло лицо. Гильом остановился.
Что это: вмёрзшая в льды полярная экспедиция?
Это было лицо девушки.
Ледяная принцесса?
Это было лицо девушки, с которой Гильом незадолго до болезни провёл вечер… и ночь тоже.
Гильом остановился. Он вспомнил о кристалле, о странных видениях времени. И всё понял.
Он шёл по дороге своей памяти. Ледяные глыбы — это воспоминания, застывшие мгновения, хранящиеся в мозгу.
Гильом бежал, окружённый воспоминаниями. Он запыхался, остановился. Опёрся рукой о стену и, чтобы охладить пылающий лоб, прижался к её прохладной прозрачной поверхности. Закрыл глаза.
Когда он снова их открыл, перед ним предстала чёткая картина. Неопределённые линии, обрамляющие картину, оказались его собственным телом, руками, ногами.
Картина представляла собой Академию художеств в те годы, когда Гильом там учился; она запечатлелась в его глазах.
Большая перемена. Аудитория находится на третьем этаже, окна выходят на улицу. Над тротуаром висит реклама старомодных часов. На циферблате большие цифры от 1 до 12 и маленькие от 13 до 24.
Окна аудитории приходятся как раз над часами. Крыша часов образует как бы небольшую платформу. Студенты любят вылезать на неё, во время перемены они там завтракают. Иногда кто-нибудь покупает пива, а случается, и вина. Сверкает солнце. Тепло. На улице полно людей. Время обеда — все спешат за покупками. Накидывают плащи прямо на рабочую форму, выходят на улицу без пиджаков. Толпятся на переходах и пешеходных дорожках.