Образованные ганзейские купцы могли быть поклонниками искусства трубадуров, воспевавших рыцарское благородство и верность слову, но в реальном мире для них действовали законы бизнеса, и неважно, шла ли речь о приобретении груза сушеной рыбы у сконского рыбака или о мирном соглашении с королем.
Торговая монополия Ганзы почти на триста лет стала монополией власти в Северной Европе. Но сначала купцы, отправляясь в зарубежный вояж, тряслись от страха, не зная, вернутся ли назад живыми. «Человек, решивший стать купцом, подвергает свою жизнь огромному риску. Опасности подстерегают его и в море, и в землях язычников, но более всего — среди незнакомых народов», — говорится в норвежской поучительной книге тринадцатого века «Королевское зеркало».
Автор ничуть не сгущал краски. Стихия подстерегала купеческий корабль и его экипаж не только в море, но и на суше, где вместо законов царило право сильного. Местные феодалы устанавливали произвольные поборы; товар могли отобрать, а купцов убить; потерпевший аварию корабль вместе со всем своим грузом становился добычей местного населения или владельца участка побережья. Такая практика была уважаемым старинным обычаем почти повсюду в Европе, называясь «прибрежным правом». Корабли пробирались вдоль берега, и крушения были обычным явлением, особенно на Балтике, в южной части которой главную опасность представляло движущееся песчаное дно, а в восточной — множество островов и подводных рифов. Компасом в южной Европе стали пользоваться в начале пятнадцатого века, но европейский север отставал. «В этом море навигация осуществляется без компаса и морских карт, а лишь исключительно с помощью лоцмана», — гласит описание Балтики на морской карте, составленной в 1458 году итальянцем Фра Мауро.
Лоцманы вели корабли, ориентируясь на береговые знаки, к большой радости благочестивого местного населения. В церквях Готланда и Эланда, Аландских островов и Сааремаа прихожане даже пытались сделать своим сообщником Бога, прося его о помощи в разбойничьем ремесле. Вот, например, как выглядел текст одной из самых популярных молитв на острове Форё: «Благослови, Господь, наши поля и луга, Наших служанок и батраков, Пошли нам рыбу в сети и корабль на берег. Пусть большой корабль налетит на скалы этой ночью!»
Если Бог не внимал, ему помогали, вводя экипажи в заблуждение фальшивыми огнями и ложными знаками. Когг садился на мель, островитяне убивали моряков, товар делили, а корпус пускали на дрова — большой дефицит на некоторых обжитых гранитных скалах. Через несколько часов нельзя было найти следов корабля и экипажа. Островитяне возвращались к мирному труду и молитвам.
Но даже если преступление раскрывали, убийц ждало не слишком суровое наказание, особенно если жертвой стал иностранец. К примеру, согласно закону области Вэстергётланд, так называемому Вестгёталагу, составленному в конце XIII века, убийство шведа оценивалось в 13 марок и 8 эртугов, датчанина или норвежца — в девять, а немец или англичанин стоили лишь шесть штрафных марок. Причем убийца платил всю сумму лишь в том случае, если претензии предъявляли наследники убитого, что было почти нереально при средствах коммуникации того времени. Близкие убитого иностранца получали четыре марки — стоимость четырех коров. Но две марки в любом случае забирал король, пытавшийся заработать на всем, даже на преступлениях своих подданных.
Для сравнения, швед, которому выбили зубы или вырвали волосы, получал 12 марок за ущерб — это равнялось штрафу за двух убитых немцев, какими бы богатыми и уважаемыми они ни были у себя на родине!
Равными правами с аборигенами пользовались лишь священники-иностранцы.
Так называемое «прибрежное право» превращало любой севший на мель корабль в законную добычу местных жителей. Руфин Судковский (1876). Масло.
При таких условиях купеческое объединение было в буквальном смысле этого слова вопросом жизни и смерти. На всей территории Европы создать необходимую для спокойной жизни и бизнеса атмосферу никак не удавалось: феодальные властители отказывались опережать свое время и, несмотря на ревностное христианство, все время пытались нанести купцам ущерб — телесный или материальный. Поэтому торговому классу Европы пришлось строить острова будущего в море прошлого — ими стали города, жившие по своим собственным законам. Это уже в наше время популяризаторы истории с некоторой брезгливостью описывают антисанитарию средневекового города, недоумевая, что заставляло людей тесниться в вони и грязи вместо того, чтобы наслаждаться крестьянской жизнью в экологически чистой сельской местности. Средневековый человек втягивал носом густые городские запахи с глубочайшим наслаждением. «Воздух внутри городских стен делает свободным», — гласила пословица, отражая одно из главнейших достижений городской автономии. Крепостной крестьянин, попав в город и прожив за его стенами год, получал личную свободу. Здесь все были равны перед законом.