Коронный гетман вел уже не собранные по «частной инициативе» отряды авантюристов, какие составляли армию Дмитрия, а настоящие королевские войска.
Наемники Делагарди, как обычно, жаловались накануне сражения на невыплату жалованья и отказывались воевать. Им привезли требуемое — деньгами, отчеканенными из переплавленных золотых и серебряных кремлевских сосудов, а недостающую часть жалованья возместили сукном и мехами.
И все же, даже получив обещанное, французские и немецкие наемники, развернув знамена, перешли на сторону поляков.
Делагарди, оставшись лишь с горсткой финнов и шведов, был вынужден принять великодушные условия Жолкевского. Гетман согласился отпустить тех, кто остался верен Делагарди, если генерал обязуется не поддерживать князя Московии и уведет свои части из России.
Делагарди не оставалось ничего другого, как согласиться. Вскоре он нарушит это соглашение, заключенное лишь в устной форме. Шведские историки впоследствии будут приводить это обстоятельство как свидетельство того, что, несмотря на обман, честь военачальника осталась незапятнанной.
Клушинское поражение стало переломным, если говорить об участии шведов в русской гражданской войне. Отныне Делагарди из солдата, выполнявшего лишь договорные условия о военной помощи, превратился в активного игрока на русской политической сцене.
Он стал действовать в нескольких направлениях. Прежде всего он сосредоточился на подчинении шведской короне возможно больших российских территорий.
В письме королю в Стокгольм командующий сообщает, что дни Василия Шуйского у власти сочтены. Польша вот-вот захватит Россию, поэтому необходимо, пока не поздно, делить страну с поляками. Если король пришлет подкрепление, Делагарди возьмет Новгород — ключ ко всему русскому северо-западу!
В российском хаосе открылась и другая возможность, еще более головокружительная: посадить на московский престол шведского царя. Политические прогнозы Делагарди оправдались: бояре лишили Шуйского короны и насильно постригли в монахи, а новым царем провозгласили сына польского короля — принца Владислава. Новая интрига развивалась стремительно. По всем русским городам из Москвы поскакали гонцы с грамотами: присягайте Владиславу! В ставку короля Сигизмуда под Смоленском отправилась депутация московских бояр с радостным сообщением об избрании на русский престол польского принца. В качестве главного условия воцарения Владислава московские послы поставили сохранение в России православия без каких-либо изменений. Надо сказать, что во все годы русской смуты, когда вдруг стало позволено все, а редкое прежде слово «измена» вошло даже в бытовую переписку, единственным стержнем, державшим страну, оказалась религия. Русская аристократия легко торговала страной, продавая ее целиком и по частям то польскому королю, то шведскому, то лжедмитриям, но отказ от православия не подлежал обсуждению. Религия и стала в конечном счете той силой, которая объединила страну.
Многие русские города, уставшие от бесконечной междоусобицы и привыкшие за эти годы к самым неожиданным изменениям власти в Москве, присягнули Владиславу. Казалось, были готовы исполниться самые худшие прогнозы Карла IX, заставившие его отправить в Россию экспедиционный корпус. Швеция могла оказаться во враждебном польском окружении. Поэтому поход Делагарди на Новгород можно расценивать одновременно и как завоевательную, и как защитную операцию.
Военные действия шведов сопровождались лихорадочной политической активностью. Как воспрепятствовать воцарению Владислава? Да лишь одним способом: предложить своего кандидата на престол! В пользу этой идеи говорила растущая в России ненависть к полякам и невнятная реакция польского короля на предложение московских послов. Он отказывался дать определенный ответ, сына в Москву не отпускал, и все это позволяло сделать вывод, что Сигизмунд сам намерен захватить Москву и присоединить Россию к Польше. Путь гонца в Стокгольм и его возвращение занимали несколько недель, выяснять мнение короля было некогда. И Делагарди решил действовать самостоятельно. Он отправил письма в Москву и Новгород с предложением избрать на престол одного из шведских принцев, Густава Адольфа или Карла Филипа.
В письме королю Делагарди просит извинить его за эту самостоятельность, он решился на подобный поступок исходя из своего убеждения, что монархи всегда думают о расширении своих границ, а не об их сокращении. Объясняя свою масштабную политическую интригу Густаву-Адольфу, вступившему на престол после смерти отца, Делагарди выразил свою мысль еще более четко: русским царем Густаву Адольфу, когда он еще был наследным принцем, следовало стать лишь для того, чтобы, короновавшись затем в Швеции, оказаться властителем обоих государств.