— Извини, друг, — сказал я и потерял сознание.
Сестра была недовольна.
— Поганец, — сказала она, — говорила же тебе не вылезать из кровати. Устроили мне ночку, недоумки е… ные!
— Сиповка, — сообщил я ей, — тебе бы в тихуанском борделе работать.
Она подняла мою голову за волосы и отвесила мне тяжелую пощечину справа, затем слева.
— Извинись! — сказала она. — Извинись!
— Ты Флоренс Найтингейл, — сказал я, — я тебя люблю.
Она отпустила мою голову и вышла из комнаты. В этой даме были истовый дух и огонь; это мне понравилось. Я повернулся, попал в собственную кровь и намочил халат. Будет знать.
Флоренс Найтингейл вернулась с другой садисткой, они посадили меня на стул и повезли его к моей кровати через всю комнату.
— Сколько от вас, чертей, шума! — сказал старик. Он был прав.
Меня положили обратно на кровать, и Флоренс запахнула борт.
— Стервец, — сказала она, — лежи тихо, а не то изуродую.
— Отсоси, — сказал я, — отсоси и ступай.
Она нагнулась и посмотрела мне в лицо. У меня очень трагическое лицо. Некоторых женщин оно привлекает. Ее большие страстные глаза смотрели в мои. Я отодвинул простыню и задрал халат. Она плюнула мне в лицо, потом ушла…
Потом появилась старшая сестра.
— Мистер Буковски, — сказала она, — мы не можем перелить вам кровь. У вас пустой кредит в банке крови.
Она улыбнулась. Ее слова означали, что мне дадут умереть.
— Ладно, — сказал я.
— Хотите повидать священника?
— Для чего?
— В вашей карте написано, что вы католик.
— Это для простоты.
— То есть?
— Когда-то был католиком. Напишешь «неверующий» — начнут приставать с вопросами.
— По нашим данным, вы католик, мистер Буковски.
— Послушайте, мне тяжело говорить. Я умираю. Хорошо, хорошо, я католик, пусть будет по-вашему.
— Мы не можем перелить вам кровь, мистер Буковски.
— Вот что, мой отец служит в этом округе. Кажется, у них есть банк крови. Лос-анджелесский окружной музей. Мистер Генри Буковски. Терпеть меня не может.
— Мы постараемся выяснить.
Я лежал наверху, а внизу они занимались моими документами. Врач не приходил, пока на четвертый день они не выяснили, что отец, который меня не переносит, хороший работящий человек, у которого умирает сын, бездельник и пьяница, и что хороший человек был донором; тут они повесили бутылку и стали ее в меня вливать. Шесть литров крови и шесть литров глюкозы, без перерыва. Сестра уже не знала, куда воткнуть иглу.
Один раз я проснулся, а надо мной стоял священник.
— Отец, — сказал я, — уйдите, пожалуйста. Я и без этого умру.
— Ты гонишь меня, сын мой?
— Да, отец.
— Ты отрекся от веры?
— Да, я отрекся от веры.
— Однажды католик — навеки католик, сын мой.
— Это вздор, отец.
Старик сосед сказал:
— Отец, отец, я хочу поговорить с вами. Поговорите со мной.
Священник отправился к нему. Я дожидался смерти. Но вы отлично знаете, что я тогда не умер, а то бы вы этого сейчас не читали…
Меня перевели в комнату, где был один черный и один белый. Белому каждый день приносили розы. Он выращивал розы и продавал их цветочным магазинам. Непосредственно в эти дни он не выращивал роз. У черного что-то лопнуло внутри — как у меня. У белого было больное сердце, совсем больное сердце. Мы лежали, а белый говорил про разведение роз, и про высадку роз, и как бы ему хотелось сигарету, и как, ох елки, ему плохо без сигарет. Меня перестало рвать кровью. Теперь я только срал кровью. Кажется, я выкарабкивался. В меня как раз ушло пол-литра крови, и они вытащили иглу.
— Притащу тебе покурить, Гарри.
— Вот спасибо, Хэнк.
Я слез с кровати.
— Дай денег.
Гарри дал мне мелочь.
— Он помрет, если закурит, — сказал Чарли. Чарли был черный.
— Да брось, Чарли, от пары сигарет еще никому не было вреда.
Я вышел из комнаты и двинулся по коридору. В вестибюле стоял автомат с сигаретами. Я купил пачку и отправился обратно. Потом Чарли, Гарри и я лежали и курили сигареты. Это было с утра. Около полудня зашел врач и наставил на Гарри машину. Машина отплевалась, пернула и зарычала.
— Курили, так? — спросил у Гарри врач.
— Да нет, доктор, честное слово, нет.
— Кто из вас купил ему сигареты?
Чарли смотрел в потолок. Я смотрел в потолок.
— Еще сигарета, и вы умрете, — сказал врач.
Потом он забрал свою машину и ушел. Как только он вышел, я достал пачку из-под подушки.
— Дай затянуться, — сказал Гарри.
— А что доктор сказал, слышал? — спросил Чарли.