Когда голая часть оросителя кончилась, передо мной снова встал камыш плотной, высокой стеной. Ветер бросал его в разные стороны, катил по руслу золотой шелестящей волной. Я скрылся в камышовой чаще с головой, и пошел медленно и осторожно. И вдруг… почувствовал, что наступаю на что-то живое и мягкое: в ту же секунду раздается дикий звериный визг, злое рычанье; кто-то хватает меня за ногу и больно, как тисками, сжимает ее. От страха и боли я падаю навзничь. Во время падения вижу, как из-под моих ног, с шумом подминая камыш убегает какой-то крупный зверь. Вначале мне показалось, что это волк. Но вот зверь, повернув голову, оглядывается назад, и навсегда, как в стоп-кадре, остается в моей памяти. У зверя острая, почти лисья морда, испуганно-злые глаза и рыжая, свалявшаяся в клочья шерсть на боках. Это был самый обыкновенный шакал.
Канал, по которому я бродил, оказался замечательным заповедником змей. В нем было поймано мною не меньше двух десятков эф. Несколько полозов, ящериц, варанов я отловил в других местах: в развалинах, на полях и вдоль оросителей. Все это «богатство» я сложил в посылку и отправил в Киев. В ответ пришла лаконичная, всего из одного слова телеграмма: «Потрясены».
Всего одно слово… Но как оно согрело меня! Теперь я уже не чувствовал себя одиноким и забытым, и пробродил среди безмолвных «призраков» прошлого еще не меньше двух недель.
НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА
Домой я возвращался с солидным багажом: мой чемодан был полон ценными охотничьими трофеями.
В Москве я должен был пересесть на киевский поезд. Народу на вокзале — битком. Духота. Запах дезинфекции. В этой духоте и тесноте я провел несколько бессонных ночей и все не мог закомпостировать билет. Очереди у касс были огромные, а компостировали и выдавали билетов почему-то очень мало.
Днем я вышел из зала ожидания, чтобы немного «хлебнуть» весеннего воздуха Москвы. Недалеко от вокзала, перед которым синела булыжная площадь, я сел на чемодан и предался неторопливому размышлению о массовой человеческой непоседливости и о том, как это сказывается на судьбе отдельного человека: как трудно бывает порой этому человеку осуществить самое скромное желание — сесть на самый обыкновенный пассажирский поезд и примчаться домой, в объятия родных и близких.
Но я ничего не мог поделать, чтобы ускорить исполнение своего желания. В дальние дороги двинулись даже убежденные домоседы и любители насиженных мест, жизненная философия которых укладывалась в давно известной фразе: «На одном месте и камень обрастает». И даже они, эти домоседы, «обрастать» решили на новых местах, где должны были подняться новые города, плотины, гидростанции. Мимо меня проходили, пробегали и просто вразвалочку, прогуливались люди.
Занятый невеселыми мыслями, я не обращал на них внимания. Тем более, что сидел я со слегка опущенной головой, положив подбородок на ладонь правой руки, локоть которой упирался в колено, точь-в-точь, как «Христос в пустыне» на известной картине Крамского.
Но вот в поле моего зрения попали две пары до блеска начищенных сапог. Они шагали в ряд, не спеша. Правый, самый близкий ко мне сапог, был приметен тем, что на нем, в отличие от других трех, возле носка, виднелась маленькая, не больше копейки, заплаточка.
Сапоги прошли передо мной раз, потом так же не спеша продефилировали обратно. Теперь, не поднимая головы, я невольно стал наблюдать за ними. Я был почти уверен, что эти сапоги принадлежат военным.
Я сидел и ждал, не появятся ли они снова.
И они появились.
Поравнявшись со мной, сапоги повернулись ко мне носками, и в эту же секунду раздалось легкое покашливание.
Я поднял голову: передо мной стояли два молодых сержанта… милиции. Один худощавый, с живой лукавинкой в серых глазах — ему-то как раз и принадлежал правый сапог с крохотной заплаткой. Другой был коренастый, с крупным добродушным лицом.
Увидев блюстителей порядка, я закипел было от гнева, но, овладев собой, принял равнодушный вид.
«Как бы еще не забрали, — подумал я. — Только этого не хватало!» Очевидно, милицию ввел в заблуждение мой багаж и мой не совсем обычный вид: цыганское лицо, курчавая бородка, а главное — чемодан…
— Позвольте узнать, — приветливо козырнул сержант с заплаткой на сапоге, — что в чемоданчике?
— Откровенно? — спросил я с таинственным видом заговорщика.
— Ну, а как же? — ответили сержанты.
— А мне ничего не будет?
Сержанты переглянулись, как бы спрашивая друг друга: всерьез я говорю или прикидываюсь простачком?