Мой друг зоолог Олег Павлович Лобанов из Ашхабада переехал в Ташкент, но часто приезжал в Туркмению. Его интересовали ящерицы и змеи. Позже на собранном материале он написал кандидатскую и докторскую диссертации.
Ко мне он являлся всегда неожиданно, как снег на голову.
Вот так же было и на этот раз.
Отворилась дверь, и на пороге появился Олег Павлович — шумный, веселый, с выбеленными солнцем бровями, облупленным носом, в сапогах и легком походном костюме.
— Лобанов! Каким ветром? — заключая гостя в объятия, воскликнул я.
— Попутным! Только что из Бадхыза… — усаживаясь на стул и вытирая платком вспотевшее лицо, ответил мой друг.
Немного отдышавшись от жары и быстрой ходьбы, Лобанов продолжал:
— Бадхыз — это клад! Это — чудо! Советую, дружище, и тебе наведаться туда. Ей-ей, не пожалеешь!
Мы немного помолчали, разглядывая друг друга и стараясь подметить те перемены, которые произошли в нас обоих за время нашей разлуки.
Вдруг, вспомнив о чем-то, Лобанов сказал:
— Послушай, во дворе я оставил варанов, пойманных в Бадхызе. В мешке томятся. Нельзя ли устроить их получше? А то мне надо еще в академию, кое-кого из старых друзей повидать. Так ты уж, пожалуйста, позаботься о них. А то в мешке-то они как бы не погибли.
Просьба друга застала меня врасплох. Но, подумав, я вспомнил, что в углу двора есть небольшая клетка, в который жили когда-то дрозды, чижи, щеглы. Теперь она пустовала.
Мы вышли во двор. Лобанову клетка понравилась.
— Не очень просторна, но надежна, — заметил он, вытряхивая из мешка в клетку четырех крупных ящеров.
Заперев дверцу, мой друг постоял еще немного, полюбовался ими и отправился по своим делам.
Проводив зоолога, я уехал на работу.
Но какая уж тут работа! Все мысли были о друге.
Вернулся я раньше обычного, чтобы не заставить гостя ожидать моего прихода.
Открывая калитку, услышал легкое шипение.
Поворачиваю голову направо и вижу в каком-нибудь метре от себя, сидящего на заборе варана.
Как он сумел забраться на отвесный и высокий забор, непостижимо уму. Разве от соседей, по штабелям кирпича и досок?..
На заборе варана удерживала высота. Иначе он давно бы удрал. Он понимал, вероятно, что, если спрыгнет на землю, то это будет его последний прыжок. С большой высоты вараны не прыгают.
Подбежав к птичьей клетке, я увидел, что она пуста. Оказалось, пока жена и я были на работе, вараны тоже не теряли времени даром. Они подрыли под дверцей земляной пол и разбежались кто куда.
Варана, сидевшего на заборе, я снял, сунул его в мешок и принялся за поиски остальных. Обшарил двор, уличные арыки, соседний сквер — и все напрасно. Вараны словно сквозь землю провалились. Я был почти уверен, что теперь их вряд ли удастся разыскать, и вошел в комнату, чтобы переодеться. Буквально в ту же секунду до меня донесся куриный крик из соседнего двора.
Прибегаю туда, захожу в курятник и вижу такую сцену: огненно-красный петух, вытянув шею и взрывая лапами землю, приготовился к атаке на варана. Прицелившись, петух подскочил и ударил его крыльями. Ящер поднялся, раскрыл пасть. Куры метались и кричали: за ними гонялся второй зем-зем.
Четвертого варана найти не удалось.
Лобанов очень жалел об этом, но, поразмыслив, признался, что будет достаточно, пожалуй, и трех.
Ночью, после отъезда друга, я несколько раз просыпался от какого-то странного шороха. Зажигал свет, осматривал комнаты, но никого не находил. На следующую ночь повторилось то же самое.
Я плохо спал. Поднялся усталый и раздраженный.
Прямо хоть бери и переворачивай все вещи в квартире.
Эту операцию я отложил до следующего вечера, на тот случай, если повторится шорох. Наступил вечер. Я долго лежал в постели, прислушиваясь к тишине. Но кроме жужжания сонной мухи, никаких звуков не было.
«Ну, вот… теперь хоть отосплюсь», — подумал я, погружаясь в сон.
В полночь я проснулся: в комнате опять кто-то шуршал.
Придя в ярость, я соскочил с кровати, включил свет и, наконец, увидел нарушителя тишины — посередине комнаты, сердито блестя глазами, лежал варан. Это был тот самый, четвертый, о котором так жалел зоолог Лобанов. А скрывался он, как выяснилось потом, под холодильником. Это единственная вещь, которую я не успел переставить.
Мы забрались в кузов вездехода, чтобы ехать стоя и глядеть по сторонам.