Привычным движением отправив очки на нос, Бурков осторожно спросил:
— Скажите, а были случаи, когда змеи кусали вас?..
— Были.
— И много таких случаев было?
— Много.
— Вот и прекрасно! То есть… я не то хотел сказать. Я хотел бы услышать рассказ о самом тяжком, самом драматичном из них.
Обычная просьба. Я коротко поведал о себе, ответил на заданные вопросы. Часть моих ответов он записал в блокнот, но больше слушал, очевидно, твердо полагаясь на свою память.
В это время в стеклянном террариуме на письменном столе моего кабинета жила двухвостая ящерица. Не часто попадаются подобные рептилии, украшенные двумя хвостами. Я вынул ее из ящика и показал журналисту. Он искренне удивился, признавшись, что никогда такого «излишества» у ящериц не замечал. Тогда я сообщил ему, что встречаются и более разительные отклонения от нормы. Есть ящерицы и с тремя хвостами, а в районе Сан-Диего, например, в Америке, были пойманы двуглавые змеи. Это еще более изумило моего гостя. Он встал и попросил, чтобы я положил ящерицу поверх своей руки, прицелился и несколько раз щелкнул фотоаппаратом.
Потом Виктор Бурков долго рассматривал коллекцию бабочек, развешанных под стеклом на стенах моей квартиры. Особенно ему понравились бабочки Бразилии — гордость моей коллекции — громадные морфео менелаос. Их блестящие лазурные крылья переливаются нежными тонами голубого цвета, словно тихая гладь морской лагуны.
— Да. Не зря эти морфео признаны лучшими на нашей планете, — задумчиво произнес Бурков. — Между прочим, о них здорово рассказал в своей книге «Амазонка глазами москвича» журналист Олег Игнатьев. Эту книгу я прочел залпом буквально перед отъездом в Ашхабад. Чтобы написать о бабочках, Игнатьев не поленился съездить из Рио-де-Жанейро за несколько сотен километров до селения Тромбуду Алто и познакомиться там с неким Гансом Вульфом — обладателем самой крупной в мире коллекции бабочек. Кстати, этот самый Ганс Вульф делает на них неплохой бизнес, поставляя морфео в магазины, табачные киоски и лавки Рио-де-Жанейро.
С одним ловцом журналист даже побывал на охоте за голубыми морфео. Оказывается, охотятся на них всего два месяца в году. Летают они на большой высоте. Ловцы знают их задиристый характер (с кем бы подраться?) и охотятся на бабочек с голубым лоскутом. Завидев лоскут, морфео бросаются на него с высоты и попадают в подставленный сачок.
Я с удовольствием выслушал рассказ Буркова и подумал о том, что наша встреча на этом будет окончена. Но этот слишком поспешный вывод не оправдался.
— Вот вы говорите, Иван Иванович, что, кроме охоты на змей, вы увлекаетесь еще и рыбалкой, — снова присаживаясь к столу, сказал Бурков. — Не смогли бы мы на рыбалку поехать да провести вечерок у костра? Говорят, для рыбаков у вас тут такое раздолье! Я не скрою, эта поездка, пожалуй, больше нужна мне, чем вам: я люблю наблюдать за героями моих очерков, когда они в работе, в действии. Тогда и писать легче и лучше получается.
Неотложных дел в ту пору было по горло. Что делать? Сослаться на занятость? Неудобно. Человек приехал издалека и, может быть, только ради этой встречи со мной.
— Да, рыбаку у нас вольготно, — после некоторого раздумья сказал я Буркову. — Так недавно стало, с приходом канала. Теперь под Ашхабадом у нас несколько хороших озер. Рыбка там неплохо берется. Итак, куда же поедем: на озеро или на канал?
— Да мне что!.. Как вы… — весело ответил Бурков, обрадованный тем, что я махнул рукой на свою занятость и согласился с его предложением.
После обеда мы поехали на Куртлинское озеро.
Погода была теплая. Над городом простирались чистые, без единого облачка небеса. На пожелтевших деревьях, на домах, на улицах, на поблекших цветниках лежала печать тихой задумчивости, безветренного солнечного покоя. И только почему-то горы на юге были затянуты хмурыми облаками.
За городом, перед тем, как проехать через канал, я сбавил скорость.
И вот уже машина на мосту. И в тот же миг, справа и слева, сверкнули зеркальной гладью широкие полосы воды.
— Что это? Канал? — вдруг встрепенулся сидевший рядом со мной Бурков.
— Он самый, — спокойно ответил я, не спуская глаз с дороги, свернувшей за мостом налево.
— Какая роскошь! — взволнованно говорил Бурков. — Нет, это не канал. Это настоящая река!
Видимо, поняв, что меня нельзя отвлекать разговорами, мой спутник замолк и с интересом стал всматриваться во все, что встречалось на нашем пути.
Меж тем синий асфальт дороги начал спускаться в лощину, желтую от песка, от высохших трав и бурьяна. Еще со спуска в лощину мы увидали вдали, за палевой чертой камыша, кусочек яркой манящей синевы.