Глядел, глядел я на Гапку и решил найти на неё управу: как только вынесу бутылки, надену на неё ошейник, привяжу к столбу, одну бутылку дам ей в лапы, другую поставлю на землю. Жадно съест она свой завтрак, а у других отнять не может.
Но забияка не успокоилась: стала она озоровать на перекладине. Увидит Гапка, что медвежонок забрался туда и идёт из конца в конец, растопырив лапы и не глядя по сторонам, сейчас же вскарабкается на столб, который стоял рядом с перекладиной, и повиснет на одной лапе. А когда медвежонок поравняется с ней, она стукнет его по загривку, и полетит он на землю, как куль. Сама же прыгнет на перекладину, где только что был медвежонок, наклонит голову набок и с любопытством наблюдает, как он барахтается в песке.
Хотел я отделить Гапку от других медвежат, да не успел: всех их увезли в Москву. Уехала с ними и наша проказница.
Где-то она теперь?..
Ерёмка
В то лето я не ловил медвежат, и маленький Ерёмка попался мне случайно.
Мы поехали большой компанией по ягоды: возле станции Гора Благодать был хороший малинник. Но, как всегда бывает в тайге, захватили с собой ружья и даже удочки взяли — хотели наловить на уху свежей рыбы.
Дело было под вечер. Все мои товарищи разошлись, я остался разбить палатку и приготовить чай.
Хорошо в тайге, особенно летним вечером, когда нет жары: приятно пахнет сосной и кедром, рядышком — малина, и ходить никуда не надо: только протянешь руку — и уже кладёшь в рот сочную, ароматную ягоду.
Отведал я малины, костёр зажёг… Вдруг неподалёку грянули два выстрела. И сейчас же послышался треск в кустах и топот — кто-то мчался к нашему стану. Я схватил ружьё, и в ту же минуту показались в кустах два наших молодых охотника.
Тяжело дыша и перебивая друг друга, они рассказали, что встретились с медведем, выстрелили в него по одному разу и в испуге бросились ко мне.
Я отправился с охотниками. Медведица была убита наповал, кусты малины вокруг поломаны, много ягод рассыпано по земле. Видно было, что зверь лакомился тут малиной.
Мы стали поднимать медведицу, чтобы отнести её к палатке, как вдруг на поляну выскочил медвежонок.
— Не стреляйте! — тихо сказал я товарищам, которые уже вскинули ружья. — Мы возьмём его живым.
Медвежонок насторожённо огляделся и скрылся в малине. Но пробежал недалеко, и скоро мы увидали, как он ловко карабкается по старой, покривившейся сосне. На самой верхушке дерева он остановился и, обхватив ствол цепкими лапами, уставился на нас.
— Подождём, — сказал я охотникам, приваливаясь к сосне. — По дереву лезть нельзя, оно никого из нас не выдержит. Да и надобности в этом нет: медвежонок долго не просидит. Тряхните ствол хорошенько и садитесь рядом.
Молодые охотники потрясли ствол старого дерева и уселись возле меня. Не прошло и часа, как медвежонок начал спускаться и очутился у меня в руках.
К нашему стану мы вернулись, когда уже село солнце и в тайге стало заметно темнеть.
Товарищи ждали нас с удачей: у них была рыба, в лукошках — полным-полно ягод; но, конечно, убитая медведица и живой медвежонок были самой ценной и интересной добычей.
На другой день я вернулся домой, а к вечеру уже ехал с медвежонком в Свердловск.
Там я остановился у директора мясокомбината, старого моего друга. Директор увидел медвежонка и стал упрашивать, чтобы я его подарил ему. У меня не было поручения поймать медведя, попал он ко мне по случаю. Мы назвали его Ерёмкой, и остался он у директора.
Месяцев через семь мне пришлось проезжать через Свердловск, когда я ехал в Москву.
Вспомнился мне Ерёмка, захотел я повидать его и сделал остановку на сутки.
Ерёмка стал большим медведем. Прикованный цепью к толстому столбу, он дико и грозно зарычал, как только я хотел подойти к нему. Да и никого он не признавал на мясокомбинате, кроме старого сторожа Герасима, который кормил его. Герасим смело приближался к страшному зверю, ласково называл его Ерёмкой, трепал по ушам. Ерёмка успокаивался, закрывал глаза и тихонько скулил.
Мне рассказали, что одно время хотели приспособить медведя для ночной охраны комбината. Вдоль ограды протянули толстую проволоку на подвесках, и медведь, привязанный цепью к ошейнику, мог свободно гулять по ночам. Но Герасим часто хворал, а без него никто не мог управиться с этим сильным и злобным зверем.
Года через три Ерёмка исчез.
Поздней осенью, в буран, никто не вышел поглядеть, как ведёт себя зверь.
А когда утром Герасим понёс ему корм, возле столба валялся перетёртый ошейник, и по земле, припорошённой первым снегом, тянулись в сторону леса тяжёлые медвежьи следы…